Вся проза в одном томе - [183]

Впрочем, может быть, я стал чересчур придирчив и требователен к людям. После визита на остров я уже не мог быть прежним. Я смотрел на всё совершенно другими глазами, неизбежно сравнивал с Рейзеном всё, что видел вокруг — и жизнь за пределами острова всё больше казалась мне непроходимым лесом цинизма и пошлости, эгоизма и алчности, снобизма и дурновкусия. Посетив остров единожды, его невозможно было забыть. Он снова и снова манил к себе, пленил собой интеллект, вёл за собой оценки и мнения, выправлял угол зрения, безжалостно срывая маски и выявляя истинное лицо реальности.

А главное — сам я был ничем не лучше тех выродившихся князьков, ибо весь тот почёт, которым меня окружили на Рейзене, был наградой лишь за моё происхождение, а не за конкретные достижения. И мне было страшно неловко за столь незаслуженную честь, стыдно вдвойне за своё поведение с отцом и с матерью. Мне так хотелось вернуться на остров — в единственное место, где я мог вздохнуть полной грудью, где меня способны были оценить по достоинству — но было бы что ценить. Я не мог приехать туда с пустыми руками, по-прежнему не имея повода для гордости, ничем не заслужив преклонения островитян и оставаясь князем лишь по крови и званию.

Потому я не смел потратить свалившееся на меня богатство лишь на собственные удовольствия. Я стал думать, как поступить с ним, как можно с пользой употребить эту неожиданную власть, направить эту мощь на такое дело, каким можно было бы гордиться перед рейзенцами, сделать что-то, за что они были бы мне поистине благодарны, и вернуться на остров, будучи достойным своего положения. И тогда я вспомнил историю острова и летом 1992 года отправился в Шлиссельбург.

То, что я увидел там, повергло меня в шок, хотя я, казалось, был готов ко всему. Тюрьмы там, конечно же, давно не было. Там не было вообще ничего. Оставшиеся здания монастырского комплекса были заброшены и полуразрушены. Территория была огорожена забором, через который лазила местная шпана. Там жгли костры, всюду валялись горы мусора, пустые бутылки, окурки и даже шприцы. Стены монастыря были покрыты граффити. Крыша храма прохудилась, и дождевая вода поливала роспись.

Я привлёк лучших экспертов, которые удивились, что восемнадцатилетний парень занимается такими вещами, и, несмотря на всё моё богатство, поначалу не воспринимали меня всерьёз, даже подтрунивали надо мной. Однако стали со мной работать, и вынесли заключение, что монастырский комплекс, безусловно, должен быть признан памятником архитектуры и взят под охрану государства. Только в нынешних условиях это мало что даст и едва ли что-то существенно изменит. Если я хотел скорого восстановления комплекса — я должен был вкладывать в это свои деньги. И намного дешевле было построить всё заново, нежели реставрировать то немногое, что осталось.

Я, однако, не пожалел денег на реставрацию. Собрал старые чертежи, многочисленные рисунки и фотографии, изображавшие комплекс таким, каким он был до революции, внутри и снаружи. В соответствии с ними, строители и реставраторы приступили к работе. Это была грандиозная по сложности и дороговизне работа. Моих средств не хватало, но я умудрился привлечь зарубежных инвесторов и даже заручиться скромной поддержкой государства. Реконструкция заняла не один год, и я непрерывно пребывал в состоянии эйфории, был вдохновлён как никогда, носился по стройплощадке и радовался, как дитя, всей душой отдался этому проекту и сгорал от нетерпения, наблюдая, как Шлиссельбургский комплекс постепенно обретает свой прежний величественный облик.

Я никому не рассказывал о Рейзене — такова была воля островитян. Но я ожидал, что в скором времени они всё-таки решатся открыться миру. Я не мог не узнать об этом, ведь это непременно произвело бы сенсацию. Где-то на большой земле бродит их посланник, который скоро вернётся к ним и сообщит о полном и окончательном крахе Союза — и тогда о них услышит весь мир. Они станут живым примером истинной духовности — примером, которого так не хватает теперешней России — измождённой репрессиями, потерявшей ориентиры, заблудшей и запутавшейся.

Летом 1996 года я с красным дипломом окончил филфак МГУ. Примерно в то же время завершилась реконструкция монастырского комплекса в Шлиссельбурге. Он был открыт, в нём поселились монахи и началась служба. Дело барона фон Рейзена воскресло из небытия. У меня горели глаза при мысли о том, что я первым принесу эту новость островитянам, ибо о Рейзене до сих пор никто не слышал. Я был несказанно рад и горд за столь важную и успешно проделанную под моим руководством работу. Чувствовал, что навеки вписан в историю страны и мой титул никогда уже не будет пустым звуком. Отец гордился бы мной, и я жалел лишь о том, что он никогда не узнает об этом.

Теперь я мог с чистой совестью вернуться на Рейзен. С удовольствием представлял себе лица островитян, когда они увидят фотографии возрождённого комплекса. «Вот на что я потратил дедовское наследство» — скажу я отцу Иннокентию. Надеюсь, он жив и здоров. Так я верну столь лестный аванс, оправдаю возложенные на меня надежды, стану достойным внуком своего деда.