Вся проза в одном томе - [185]

— Господи милосердный! — воскликнул старик. — Неужто князь Белогорский!

Мы обнялись, насколько это было возможно. Меня распирало изнутри от накативших эмоций. Столько всего хотелось спросить у него — но я не знал, с чего начать, не мог сформулировать толком свои вопросы. Я сказал просто:

— Батюшка! Расскажите мне: как же всё это получилось?

Оказалось, рейзенцы объявили о себе миру ещё весной 1992 года. Они тоже были уверены, что произведут фурор. Делегация старейшин прибыла в Красноярск. Довольно долго старики добивались, чтобы их приняли в городской администрации. Там они сообщили, что в ста километрах к северу от Туры существует посёлок с тысячей жителей.

Вскоре на Рейзен прилетела на вертолёте группа чиновников. Их абсолютно не впечатлило то, что они увидели. Им было плевать на княжеское происхождение жителей острова. Для них это был лишь очередной геморрой. Ещё тысяча ртов, которые надо кормить. Ещё одна Богом забытая дыра, в которой нужно провести электричество, водопровод и канализацию, обеспечить стариков пенсиями, а многодетные семьи — пособиями, проложить полосу и организовать регулярные авиасообщения, открыть школу и поликлинику. Всё это мёртвым грузом ложилось на скудный краевой бюджет.

Однако взрыв интереса к острову почему-то не последовал. Рейзен так и не попал в первые строчки мировых новостей, его не атаковали репортёры, не освещали вспышки фотокамер, о нём не издавали книг, не писали в прессе и не трубили на весь мир международные телеканалы. Красноярские журналисты сняли о нём небольшой репортаж, который показали на местном телевидении. Режиссёр «Вялотекущей шизофрении» сделал о Рейзене документальный фильм, который даже демонстрировался на всю страну — но и этот его фильм не имел успеха, не выдержав конкуренции с очередной серией «Санта-Барбары» на соседнем канале. Никому не было дела до Рейзена. Мало ли в России заброшенных деревень, не отмеченных ни на одной карте. Уже не раз в стране обнаруживались неизвестные поселения, в основном старообрядческие.

Главой острова большинством голосов был избран простой крестьянин. Островные врачи и учителя лишились права работать, ибо формально не имели соответствующей квалификации. На острове появились материковые врачи, ненавидевшие пациентов, и материковые учителя, ненавидевшие детей. Уровень медицины и образования резко упал. При этом рейзенские мужики в большинстве своём были довольны. Радовались, что до них наконец-то дошла цивилизация. Какими же идиотами они были, когда прятались тут, в то время как им давно уже ничто не угрожало. И прятались-то вовсе не от репрессий, которыми пугали их господа, а от электричества, водопровода и канализации.

Раз в месяц на остров прилетал самолёт, привозивший продукты и деньги на социальные выплаты. Открылся магазин, который работал до шести вечера с обеденным перерывом. Островитяне получили паспорта. Постоянно прилетали торговцы, предлагавшие различные товары. Один из них продал большинству жителей спутниковые тарелки — и на Рейзен пришло телевидение. Слуги больше не хотели ничего делать. Теперь они ждали, пока всё за них сделает правительство, и негодовали, что правительство делает недостаточно. Видели по телевизору, как живут люди в Америке или хотя бы в Москве — и завидовали, и возмущались, и требовали всё больше. Молодёжь подалась на большую землю, мужики стали пить, нравы на острове распустились.

Рейзенские старейшины отправились в столицу, а затем и в Европу, в поисках людей и организаций, борющихся за возрождение в России если не монархии, то хотя бы культуры и духовности. Находили и вкладывали средства в их проекты. Всё рейзенское золото разошлось на эти загадочные проекты, ни один из которых не имел успеха, на бесконечные перелёты и гостиницы, встречи и совещания, на которых роскошь шла впереди целесообразности. Тем временем, картины великих мастеров и другие национальные ценности, хранившиеся на Рейзене, увезли оттуда и разместили в столичных музеях.

Полотна островных художников никого не заинтересовали, как и симфонии островных композиторов, и романы островных писателей. Старые аристократы повымерли, а их дети и внуки всё меньше уважали их идеалы, всё больше стремились к внешнему лоску при зияющей внутренней пустоте. Всё, за что боролись их деды семьдесят лет, всё, что пытались сохранить здесь — оказалось не важно и не нужно. А важен и нужен лишь комфорт и материальный достаток. И плевать, что духовность при этом отсутствует напрочь. Сила государства уже не измерялась суммой достижений гениальных учёных и творцов искусства, великих полководцев и реформаторов — но лишь суммой благополучия его граждан.

Большевизм пал. Случилось то, о чём рейзенцы грезили столько лет. То, ради чего они основали свою общину. Наступил день, который они столько раз проживали в своих мечтах. Но они совсем не ожидали того, что за этим последовало. Они ожидали чего угодно — что их будут гнобить и преследовать, сажать и расстреливать, травить в лагерях и тюрьмах, осыпать клеветой и запрещать цензурой. Думали даже о том, что их могут разбомбить здесь и стереть напрочь с лица земли. Были готовы принести любую жертву за свои идеалы и ценности. Они были готовы ко всему. И лишь одно не приходило им в голову — что их просто-напросто никто не послушает. Что они просто-напросто будут всем безразличны.