Вся проза в одном томе - [186]

— Ты не мог бы отвезти меня на кладбище? — обратился отец Иннокентий к сыну. — Не изволите ли прогуляться с нами, Павел Фёдорович? Я должен Вам что-то показать.

Мы вышли из храма и пошли по серпантину вниз. Батюшка привёл меня на отдалённый край острова, где я ещё не бывал. Там было единственное место на Рейзене, где его жители не делились на слуг и господ. Все были равны и захоронены вперемешку, с одинаковыми деревянными крестами и табличками на них. Отец Иннокентий подвёл меня к табличке, на которой было написано: «Князь Фёдор Дмитриевич Белогорский».

Я рухнул на колени и зарыдал. Отец Иннокентий положил руку мне на плечо.

— Он пришёл вскоре после Вашего ухода, в конце октября. Потому что весь путь от са́мого Ленинграда прошёл пешком. В тайге его застали серьёзные заморозки. Он тяжело заболел, схватил воспаление лёгких. Продержался неделю. Ушёл мирно, не держа ни на кого зла и не тая обиды. Он знал, что Вы были здесь и искали его. Мы рассказали ему, как Вы чуть было не погибли, добираясь сюда. В последние минуты он думал только о Вас. Гордился Вами и повторял, что спокоен за будущее рода Белогорских. Ваше имя было его последним словом.

__________

Отец Иннокентий угостил меня скромным ужином и напоил чаем. Мы с ним долго беседовали за бокалом островного вина. Был уже поздний вечер, когда я постучался к Костроминым, чтобы забрать свои вещи.

Дверь мне открыло самое дивное создание, какое я когда-либо видел. Я с трудом узнал свою спасительницу. Ей было пятнадцать — по рейзенским меркам уже невеста. Я не мог понять, почему она так прекрасна. Вроде бы такое простое лицо — круглое, курносое, пухлые щёчки, веснушки. Но эти огромные, чистые, ангельские синие глаза!

— Здравствуйте, князь! Я очень рада Вас снова видеть.

— Здравствуй, Вероника! — сказал я и поцеловал её руку. — Я ведь так и не отблагодарил тебя как следует за спасение моей жизни.

— Помилуйте! Для меня это огромная честь.

Я зашёл в дом. Ничего здесь не изменилось. Посетил комнату, в которой очнулся пять лет назад. В ней всё было по-прежнему. Костромины остались верны себе.

Мне почему-то вдруг стало легче на душе. Я подумал, что Рейзен — это не место в пространстве. Рейзен — это не устои и уклады, не порядки и нравы, не свод законов и не единожды принятые кем-то понятия о морали. Рейзен — в людях. Рейзен — внутри меня и навеки останется в моём сердце. Рейзен — в этих ангельских синих глазах.

Я понял, что Вероника не просто была послана Богом, чтобы спасти меня. Она создана для меня. И я не уеду отсюда без этой девочки. Я возьму её с собой на большую землю и женюсь на ней. У нас будут дети. И со мной рядом всегда будет маленький кусочек Рейзена — того, настоящего, который мне посчастливилось застать в его последние дни.

сентябрь 2011 — июль 2016

quod scripsi, scripsi

КАК СОВА ГОЛОВОЙ ВЕРТИТ

Алине

Я часть той силы,

что вечно хочет как лучше,

а получается как всегда

1 Как Костя на работу устроился

Мы все учились понемногу

Чему-нибудь и как-нибудь…

«Тройки» получали за просто так, «четвёрки» — за смелую попытку связать два предложения. У иных педагогов оценка за экзамен соответствовала количеству звёздочек на этикетке, а у некоторых — количеству нолей в конверте.

Так учился Костя Лапушкин. Чем хочет заниматься — сам не знал. Поступил в ближайший к дому институт, потому что погнали родители, безделья не поощрявшие. К тому же, и в армию не особо хотелось. Названия этого института я даже и не припомню, ибо он вскоре был лишён аккредитации и закрыт. Но учился Костя на психолога.

Впрочем, «учился» — это громко сказано. Ведь основную часть времени он тусил с однокашниками и бегал за институтскими девушками. Занятия чаще всего прогуливал, а к экзаменам лениво начинал готовиться накануне вечером.

Однако вышел он оттуда с дипломом психолога. Даже почти что с красным, если бы не один вредный и презираемый всеми препод, который, видите ли, ставил отметки «только за знания», из-за чего вскоре был завален жалобами и с позором уволен.

Пришло время искать работу по специальности, ведь родители (жлобы!) наотрез отказывались давать денег больше, чем требовалось на еду. Они-то старые, им, кроме еды, ничего не нужно. Да в их времена, кроме еды, ничего и не было. Как же им втолковать, что у современного продвинутого двадцатитрёхлетнего парня спектр потребностей значительно шире?

Например, приставка, о которой он мечтает не первый год. Компьютерные игры он обожал, но устаревали они так быстро, что не успеешь угнаться. Друзья-однокашники давно уже обскакали его в технике и играли в такие игрушки, какие ему не снились. Он приходил к ним, чтобы погонять, и сгорал от зависти, представляя, как они за глаза посмеиваются над ним.

Он уже даже выбрал себе заветную приставку. Каждый вечер, проходя мимо торгового центра, не мог удержаться, чтоб не зайти и ещё разок не взглянуть на свою мечту. Бывало, стоял перед ней полчаса, так и облизывая глазами — но только лишь взгляд падал на ценник, Костя становился мрачнее тучи. «Нет, это в конце концов невыносимо! — думал он, проклиная свою полную страданий жизнь. — Так больше не может продолжаться! Мне срочно, срочно нужна работа!»