Вся проза в одном томе - [160]

Примерно к 1930 году остров принял тот облик, который без значительных изменений доживёт до распада СССР. В честь основателя остров получил название Рейзен. Отец Илларион, когда-то служивший в Шлиссельбурге, стал первым правителем общины. Вскоре подросла дочь барона фон Рейзена, которую он совсем маленькой привёз на остров. Несмотря на солидную разницу в возрасте, князь Белогорский взял её в жёны, и у них родился сын Фёдор, в жилах которого слилась кровь Белогорских и фон Рейзенов.

Когда в конце тридцатых до островитян дошли слухи о репрессиях, а в сороковые — о Великой Отечественной — их обуял страх. Не за себя, ибо они не верили, что коммунисты или фашисты когда-нибудь дойдут сюда — но за Россию, которую они теряли уже чисто физически, теряли навеки, без малейшей надежды когда-нибудь возродить или хотя бы найти живыми затерявшихся в ней родных. Все они хорошо помнили Первую мировую. Хорошо помнили революцию. И если люди так ничему и не научились, не усвоили столь жестокий урок судьбы и продолжают в том же духе, не устают превосходить самих себя в кровожадности и бесчеловечности, когда, казалось бы, дальше некуда — видимо, это предречённый конец. Предел, за которым ничего нет. Им стало страшно от сдавившей их со всех сторон реальности, от груза ответственности, которая ложилась на них.

Когда на большой земле началась перестройка, ни одно веяние цивилизации последних семидесяти лет так и не достигло этого места. Даже русский язык на Рейзене оставался исключительно в его дореформенном виде. Даже календарь, по которому жили островитяне, отставал от материкового на тринадцать дней. Жители общины сохранили в неприкосновенности быт ушедшей Российской империи. Рейзен можно было уподобить ковчегу, который сберёг в себе крошечные осколки погибающей державы.

Здесь жили около тысячи человек. Примерно двести из них были аристократы, а остальные — их слуги. В центре острова был высокий холм, на котором стояли большие и роскошные дома знати. Простолюдины же жили в простых деревенских избушках на окраине острова, у воды. При этом ни у кого даже мыслей не возникало о неравенстве или несправедливости такого уклада.

На вершине холма стоял храм. Забравшись на его колокольню, можно было лицезреть весь остров как на ладони. Рейзен был выстроен с безупречным эстетическим вкусом. Все дома, богатые и бедные, идеально гармонировали как между собой, так и с природой. Всё вместе складывалось в единую стройную композицию. Серпантином вокруг холма шла дорожка к храму, и вдоль неё по спирали — несколько общественных заведений, затем дома знати и одинаковые крестьянские хижины в самом низу. При этом все постройки на Рейзене были сооружены без единого гвоздя, исключительно из деревьев, растущих вокруг острова. Каждый княжеский дом можно было считать шедевром архитектуры.

Сам храм поражал своей красотой, тем более учитывая, в каких условиях он был построен. Небольшой, но довольно высокий, чем заметно выделялся среди приземлённых построек вокруг, он словно упирался в самое небо луковкой своего единственного купола. Подобные храмы в материковой Руси были потёртые и облупившиеся — здесь же всё было новое, ухоженное, не отреставрированное сотню раз, но сохранённое в первозданном виде заботливыми руками островитян. Краски икон вреза́лись в глаза своей яркостью и свежестью, будто ещё не высохли.

А рядом с православным храмом стоял храм искусства — это было невысокое, но самое крупное здание на острове, которое сочетало в себе картинную и скульптурную галерею, оперный и драматический театр, музей, концертный зал и библиотеку, насчитывавшую десятки тысяч томов. Все его стены изнутри были увешаны полотнами крупных мастеров, которые считались утерянными на большой земле, и новейшими шедеврами островных художников, которым неведом был кризис, переживаемый искусством за пределами Рейзена. На сцене раз в неделю собирался островной оркестр. У них были только струнные и деревянные духовые инструменты, изготовленные самими островитянами. Но этого было достаточно для исполнения старинной музыки и сочинений рейзенских композиторов.

Следом за храмом искусства шёл небольшой дом, где собирался Совет старейшин. Это было своего рода островное правительство в лице старейших и знатнейших обитателей Рейзена. На острове был свой неукоснительно соблюдавшийся свод законов. Совет старейшин собирался по необходимости и был также верховным судом, к которому обращались за разрешением всех возникающих конфликтов. Политический строй на острове можно было назвать теократическим, ибо общиной по-прежнему правил священник, который передавал свою власть по наследству. К 1991 году почти полвека главой острова был внук отца Иллариона — отец Иннокентий — ибо его отец умер рано. И теперь старший сын отца Иннокентия готовился в скором времени принять бразды правления.

Остров функционировал словно совершенный часовой механизм. По современным меркам жизнь на нём была относительно тяжёлая, и каждый маленький человек внизу чётко знал свою роль в системе и строго следовал ей, осознавая, что малейшее отклонение от неё может иметь тяжёлые последствия для всей жизнедеятельности Рейзена. Одни регулярно переплывали реки на самодельных плотах и охотились с помощью самодельного оружия. Другие возделывали почву и выращивали овощи. Третьи — зерно, из которого пекли вкуснейший рейзенский хлеб. Четвёртые — лён и хлопок, из которого делали одежду. Пятые обрабатывали шкуры животных, изготавливали из них зимнюю одежду, обувь, ковры, одеяла. Шестые делали вино, которым на Рейзене крайне редко кто-то злоупотреблял.