Вся проза в одном томе - [161]

Целые семьи на острове занимались только приготовлением пищи, только стиркой, только уборкой. И каждая семья достигала высот в своём ремесле, любила его и передавала из поколения в поколение. При этом князья, жившие наверху в окружении элементов привычной им роскоши, занимались творчеством, писали книги, сочиняли и исполняли музыку, проводили научные исследования, лечили болезни и учили детей. На острове не было денег, но были неисчерпаемые запасы золота, которое аристократы смогли утаить от большевиков и привезти с собой на Рейзен. При этом здесь не было ни единого замка́. Все двери были открыты, и в любой дом можно было зайти без приглашения.

Островитяне часто уходили с острова в большой мир. Кто-то — чтобы добыть материалы, необходимые для работы. Кто-то — чтобы принести на Рейзен свежие новости о том, что творится на материке. Кто-то хотел на своём опыте испытать, какова жизнь за пределами Рейзена. Кому-то удавалось отыскать и привезти на остров затерявшихся после революции родственников. А некоторые отправлялись бороться с большевизмом и спасать миллионы сограждан, ибо считали трусостью отсиживаться в укрытии.

Если кто-то был недоволен своей участью и хотел перейти из низшей касты в высшую — никто ему не препятствовал. Но для этого он должен был получить соответствующее образование, что требовало наличия определённых способностей, из-за чего мало кому удавалось, ибо дети аристократов в островной школе получали такое образование, какому позавидовали бы профессора МГУ. И всё же некоторые умудрялись перейти наверх и избавить себя от тяжёлого физического труда. Бывало и наоборот — отпрыски знатных семей за недостойное поведение изгонялись с холма на окраину, где вынуждены были работать в поте лица, чтобы самостоятельно добыть себе пищу. Это было самое страшное наказание, после которого бунтовщики обычно усмиряли свой пыл и возвращались в лоно семьи. Бывали и такие, которые добровольно, по убеждению отказывались от привилегий и спускались к реке.

Однако то были исключительные случаи. Большинство жителей Рейзена любили свою работу и были вполне довольны своей участью. Жизнь на острове была построена таким образом, что каждый занимался своим делом, к которому был от природы предрасположен. Аристократы не считали себя людьми высшего сорта в сравнении со слугами и старались достижениями умственного труда компенсировать отсутствие физического. Простолюдинам же не казалось их положение унизительным, ибо они понимали, что вполне могли бы быть на месте аристократов, если бы были способны к умственному труду, который ничуть не проще физического, как может показаться на первый взгляд.

Слуги тоже учились в школе, хоть и по более простой программе. В меру своих способностей они понимали ценность умственного труда и не столько роптали на свою долю, сколько гордились достижениями господ, которые не могли бы полноценно работать без их посильного содействия. Все они были воспитаны в православии, которое учило их довольствоваться малым и не тешить себя незаслуженными амбициями. Учило, что унизительно лишь то дело, которое человек делает против Божьей воли и своего предназначения. Что всякий человек ценен и всякий труд благороден. Что любая работа тяжела и требует уважения, если делать её хорошо.

Княжеские же дети впитывали с молоком матери, что их положение — не столько честь, сколько ответственность, и они тоже должны по-своему трудиться, а не просто наслаждаться покоем, пока другие их обслуживают. Что на них лежит тяжкое бремя, нести которое ничуть не легче, нежели копать картошку. Что не нужно ставить себя выше простолюдина, ибо каждый человек — творение Божье и для чего-то нужен. Каждый человек хорош на своём месте, и нужно не столько учить простых людей, сколько учиться у них.

Даже лица обитателей Рейзена были другими. То ли религиозность, то ли любовь каждого к своему делу и верное служение своему предназначению, то ли жизнь в гармонии с природой, чистый воздух и здоровое питание, то ли просто нравственная чистота — но что-то непостижимое облагораживало их лица. Девушки на Рейзене выходили замуж невинными и были настолько прекрасны, что от них невозможно было оторвать глаз, с подлинным благородством в каждом взгляде и жесте.

Семьи на острове были большие. Иметь десять детей считалось нормой. Дети воспитывались в строгих патриархальных традициях и были на удивление кроткими и послушными. Когда материковые дети ещё только учились читать и писать, рейзенские уже цитировали Библию в оригинале. С девятилетним малышом можно было вести дискуссии о мотивации персонажей Мопассана, а двенадцатилетний рассуждал о сходствах и различиях в философии Гегеля и Фихте.

На острове люди были такими, какими должны быть люди. Конечно, это было возможно лишь на крошечном клочке суши. В такой огромной стране, как Россия, этого никогда не было и не могло быть в такой степени. Но всё же когда-то мы были значительно ближе к этому идеалу, даже понятие о котором давно утратили. И на Рейзене, словно в музее под стеклянным колпаком, сохранился маленький кусочек лучшей формы человеческого сосуществования, к какой смогла приблизиться наша страна за тысячу лет. Формы, порождающей наибольшее число счастливых улыбок на лицах людей, живущих в гармонии с собой и с природой, реализующих самое возвышенное и прекрасное, что есть в каждом из них.