Встречи и верность - [27]

4

Василий Иванович выступил из Нижней Покровки, нам же наказал оставаться на месте, поддерживать связь с Пугачевом.

Когда штаб двинулся, Анна прибежала, вся побелевшая, дрожащая — хотела проститься со мной. Я ее успокоил.

Тревожились об одном: пробьется ли дивизия? Но Чапаев, видимо, знал свою напористую военную силу, выглядел он даже отдохнувшим, хоть все последние ночи и глаз не смыкал.

На другой день начальник оперативной части, на сутки оставшийся в Нижней Покровке, передавал в штаб Четвертой:

«Доношу вам, что Николаевская дивизия перешла в решительное наступление. С первой позиции противника сбили. Застигла ночь — была рукопашная схватка. Ввиду темноты потери с обеих сторон не выяснены».

Бой длился восемь часов. В бою казаки потеряли убитыми четыреста человек и триста лошадей. Пять раз наши вступали в рукопашную схватку, бой не прекращался. Из Солянки прибыло небольшое пополнение. Заняли хутор Бенардак.

К четвертому ноября с боем заняли деревни Кугенбетово, Ишимбаево, отбили Харитоновку и Колокольцевку. Захваченный нами пленный казак сообщил, что против нас действуют семь казачьих полков: уральские, оренбургские, гурьевские. Но, несмотря на это, ставя перед вновь прибывшим первым Малоузенским полком задачу занять хутор Переметный, Чапаев уверенно заявлял:

— После чего нам легко удастся взять город Уральск.

Конечно, Василий Иванович не мог предполагать, что не он доведет полки до Уральска. Но именно Чапаев три раза прокладывал путь к этому городу: весной, летом и наконец в осень восемнадцатого года.

Наступление не утихало, и в боях встретила Вторая Николаевская дивизия первый год Советской власти.

Дивизия продвинулась в Таловую. До Уральска оставалось всего-навсего два перехода.

И тут со мной приключилась беда.

Помню ясно тот вечер. Анна принесла медовую коврижку, сказала в сенях:

— Мое вам поздравление со светлым праздником Октября.

Пугачев передал интересные лозунги про нас и мировую революцию.

В полночь брат обнаружил обрыв на линии Нижняя Покровка — Черниговка. Расстояние между селами было километров восемнадцать, и где-то казаки перерезали провода.

Брат связался с Таловой, попросил к телефону Чапаева. А у Василия Ивановича правило: если нужно — с постели подними его, он сейчас же подойдет к телефону. Андрей попросил у Чапаева помощи, так как выезжать без охраны в степь было невозможно.

И не прошло нескольких часов, подкатывает к нашей избе грузовик, вижу, на нем установлен пулемет «максим» и сидят шесть бойцов. Я и Тарас забрались в кузов, на ходу набросили на себя шинели, захватили телефонный аппарат «Эриксон».

Мы надели на стержень катушку кабеля и с ходу разматываем его, даже не закрепляя на колышках. Незаметно углубились в степь. Когда были мы уже далеко от Нижней Покровки, налетели казаки. Да где им угнаться за нашей, хоть и не быстрой, машиной: стреляли они нестройно, лошади шарахались от грузовика. Пулеметчик дал очередь. Тарас приложился к винтовке — казаки рассеялись. Одна лошадь у них пала, а своего раненого они подхватили и ускакали.

Нашли мы место повреждения и, наладив связь, с легкой душой возвращались в село. Чапаев уже мог разговаривать с Пугачевом.

Навстречу нам опять двигались верховые. Только мы приладились к пулемету, вскинули ружья, слышу — окликает меня знакомый голос. Остановили грузовик. Оказывается, попал наш кавэскадрон в окружение, еле вырвался, и теперь командир эскадрона, Сошкин, просил помочь ему:

— Зачем вам грузовик? Вернетесь к себе на станцию, все у вас в порядке, а мне до Таловой добираться.

И отдал я Сошкину машину с пулеметом и бойцами, пусть, думаю, его сопровождают. Доехали мы до Нижней Покровки, распрощались. Эскадрон, а за ним и грузовик исчезли в темноте.

Но едва я и Тарас дошли до телефонной станции, на нас набросился Андрей. Обычно спокойный и медлительный, теперь он рвал и метал, дергал себя за русую бороду:

— Почему опять обрыв линии? Сейчас же на машину, возвращайтесь в степь.

И тут я понял свою оплошность.

Резко зазвонил телефон, я подскочил к аппарату, услышал голос начдива:

— С кем вы шутки шутите? Опять нет связи с Пугачевом. Отрядили вам технику, а вы нас не обеспечиваете.

Андрей перехватил у меня трубку, объясняет, что уже и в помине нет ни машины, ни пулемета.

Василий Иванович был вне себя, обещал пострелять виновных и тут же вызвал Андрея в Таловую, для личного объяснения.

Мы сплоховали. И у брата, степенного, пожилого человека, душа ушла в пятки. Он тут же распорядился: я и Тарас верхами поскакали в степь, искать обрыва на линии.

Едем по еще темной степи — рассвет ведь поздний, туман виснет за плечом и перед тобой раскидывается. Слышим: за нами следом скачут, топот приближается.

Тарас крикнул:

— Гони что есть мочи! — И исчез в тумане.

Я рванулся за ним, но не тут-то было.

Меня кто-то туго-туго обхватил за плечи, и я с коня долой, больно ударился грудью и головой о землю. Одна мысль: «Уж лучше б пулей!» И потерял сознание.

Очнулся на скамье в сарае. Напротив сидит на табурете казачий офицер. Окружен свитой. Много народу, а мало людей, может, их и вовсе среди этой толпы не было.

И здесь же, рядом с офицером, чернявый с челкой, в казачьей сбруе. Я его сразу и не узнал — очень быстро отъелся, лицо лоснилось от злости и сытости.