Всемирная спиртолитическая - [8]
— Не знаю еще, — ответил тот, рассеянно разглядывая снятую с головы пробитую пулей бескозырку, — Санек побежал смотреть. Ща придет, скажет.
— Чего, зацепило? — участливо поинтересовался Михалыч, кивнув на попорченный врагами головной убор. — Сильно?
— Не надейся, Михалыч, — криво усмехнулся Чопик, пряча бескозырку в трусы и надевая поданную Каляном каску, — не быть тебе атаманом! Не дождешься! — Помолчав немного, сокрушенно добавил: — И маузер, гады, покоцали! Рукоятку разбили — не склеить даже!
Подбежал запыхавшийся Санек, доложил: — Тут на площади и по улицам тридцать пять, и там на задах еще восемь лежат, которые через огороды сигали. Они к лесу ломанули, а Петька их с АГСа на опушке встретил — там все и остались. И, весело блеснув хитро прищуренными глазками, сказал хвастливо: — Гляди, мужики, какими я у комиссара берцами разжился! Ваще ништяк!
— У какого комиссара? — удивился Ермаков, бросая беглый взгляд на красовавшиеся на ногах у адъютанта новые высокие, шнурованные, черной кожи, на толстой подошве ботинки. — Чего несешь?
— Ясно какого, — обидевшись, буркнул ординарец, — у того, который за церковью под забором в огороде лежит. Башка простреленная, грудь всю осколками разворотило. Жалко — китель на нем с портупеей совсем новенький. А ботинки целые — хорошие, ладные! Да вот, кстати, и документы его. Санек протянул батьке маленькую красноармейскую книжку убитого.
Стараясь не запачкать рук залившей страницы кровью, Чопик раскрыл билет, развернув выпавший из него листок бумаги, прочитал, с трудом разбирая слова при свете подставленного сзади Михалычем карманного фонарика: «Мандат. Дан товарищу Прохиндееву Анатолию Петровичу, комиссару Н-ского особого спиртотряда 13-й спиртдивизии, в том, что он уполномочен командованием 4-й ударной спиртармии на выполнение специальных, в т. ч. карательных, операций по сбору у населения излишков спирта и наказанию лиц, уклоняющихся от выполнения плана спиртразверстки. Действительно на всей территории Курской области. Начпоспирт спиртоснаба спиртвоенсовета 4-й ударной спиртармии т. Шинкарев».
Мгновенная догадка промелькнула в пьяной голове атамана. Преследуя оторвавшихся от погони и ушедших далеко вперед байкеров, они устремились по ложному следу, в предложенном им Горбачевым направлении, поверив россказням обманутого директора Бухаринской агрофирмы, и вместо пресловутых садомазохистов разгромили спиртотряд 13-й дивизии 4-й спиртармии, занимавшей центральный участок красного фронта к северу от Курска между Жопнинском и Чихмандой.
Сами байкеры теперь уже совсем далеко, и Горбатый втайне, наверное, посмеивается над попавшими впросак преследователями.
— М-да! Неувязочка вышла, — досадливо присвистнул Михалыч, — ну, Горбатый, сволочь такая! Ведь провел, падла! Как лохов развел, ей-бо! Обидно даже!
— А по мне, так все равно — что красные, что зеленые, что байки — без разницы! — весело вставил Санек. — Главное, спирта море и ботинки новые! А?
— Мужчины не обижаются! Мужчины огорчаются! — отрезал коротко Чопик и, не слушая ординарца, отправился на позицию окруживших церковь повстанцев…
Всю ночь пьяная чопиковская братва пыталась штурмовать засевших в церкви спиртармейцев, но безрезультатно: под огнем двух десятков автоматных стволов и установленного на колокольне пулемета их жидкие цепи каждый раз распадались и отходили на исходные. Сил для ночного штурма у мотобандитов было явно недостаточно.
На рассвете уставший от долгого топтания на месте батька предложил осажденным сдаться. Прогулочным шагом вышел на изрытую воронками, усеянную телами убитых ночью спиртотрядовцев площадь и прохрипел в поданный верным Саньком мегафон: — Слышь, мужики! У нас тут ошибочка вышла! Хотели как лучше. А получилось вон чего!.. Короче. Если кто жить хочет — выходи по одному с поднятыми руками. Оружие, деньги, ценности на землю. Обувку, у кого получше, — тож. Не выйдете — всех здесь урою и крест сверху приделаю — чтобы помнили. Сдадитесь — отпущу на все четыре стороны. Это вам я, батька Чопик, атаман повстанческой мотобанды № 8, обещаю!
— Нам твоей бандитской милости не нать! — ответил ему с усмешкой кто-то невидимый за церковной стеной. — И твоему бандитскому слову грош цена в базарный день! Понял?
— Смотрите сами, — пожал плечами парламентер, — даю пять минут на размышление. Через пять минут сотру с лица земли, к чертовой матери! Я сказал! Время пошло!
Ответа не последовало. Повернувшись спиной к церкви, он вразвалочку вернулся к поджидавшему его за углом ближайшего дома Михалычу, сказал тихо и зло: — Миномет к бою, ДШК вперед. Орудия ко входу на прямую наводку.
— Айн момент! — весело ответил поддатый начштаба и побежал отдавать бойцам необходимые распоряжения.
Прошло отведенное Ермаковым на размышление время. Подошедший неслышно Михалыч сунул под нос атаману свою худую грязную руку с мотавшимися на запястье часами, ткнул пальцем в отсыревший изнутри циферблат.
— Давай! — одобрительно кивнул ему командир и заткнул ладонями уши. Ухнули орудия, рявкнул миномет, ударили дружно крупнокалиберные ДШК. Затрещали частые автоматные очереди. Пулемет на колокольне затарахтел и смолк.
Во время обычной, казалось бы, экскурсии в университет, выпускница школы Лав Трейнор оказывается внутри настоящей войны двух соседних стран. Планы на дальнейшую жизнь резко меняются. Теперь ей предстоит в одиночку бороться за свою жизнь, пытаясь выбраться из проклятого города и найти своих друзей. Это история о том, как нам трудно делать выбор. И как это делают остальные. При создании обложки вдохновлялся образом предложенным в публикации на литресе.
Документальный научно-фантастический роман. В советское время после каждого полета космонавтов издательство газеты «Известия» публиковало сборники материалов, посвященные состоявшемуся полету. Представьте, что вы держите в руках такой сборник, посвященный высадке советского космонавта на Луну в 1968 году. Правда, СССР в книге существенно отличается от СССР в нашей реальности.
Оккупированный гитлеровцами белорусский хутор Метелица, как и тысячи других городов и сел нашей земли, не склонил головы перед врагом, объявил ему нещадную партизанскую войну. Тяжелые испытания выпали на долю тех, кто не мог уйти в партизаны, кто вынужден был остаться под властью захватчиков. О их стойкости, мужестве, вере в победу, о ценностях жизни нашего общества и рассказывает роман волгоградского прозаика А. Данильченко.
Действие этого многопланового романа охватывает период с конца XIX века и до сороковых годов нашего столетня, оно выходит за пределы дореволюционной Монголии и переносится то в Тибет, то в Китай, то в Россию. В центре романа жизнь арата Ширчина, прошедшего долгий и трудный путь от сироты батрака до лучшего скотовода страны.
Эту книгу о детстве Вениамин ДОДИН написал в 1951-1952 гг. в срубленном им зимовье у тихой таёжной речки Ишимба, «навечно» сосланный в Енисейскую тайгу после многих лет каторги. Когда обрёл наконец величайшее счастье спокойной счастливой жизни вдвоём со своим четвероногим другом Волчиною. В книге он рассказал о кратеньком младенчестве с родителями, братом и добрыми людьми, о тюремном детстве и о жалком существовании в нём. Об издевательствах взрослых и вовсе не детских бедах казалось бы благополучного Латышского Детдома.