Всемирная спиртолитическая - [10]

Тоска на улице, тоска в избе. Осень…

Лежа на старом, продавленном диване, бледный, с перебинтованной головой Чопик лениво листает томик Эпиктета: «Жизнь полна случайностей, похожа на разливающуюся от дождя реку — бурна, полна тины, непереходима, бешена, шумна и скоропреходяща».

Точно. И при этом через десяток страниц: «Умен тот, кто не печалится о том, чего нет, а доволен настоящим». И еще: «Кто недоволен настоящим своим положением, недоволен тем, что дала ему судьба, тот не знает жизни, но кто мужественно выносит это, здраво смотрит на вещи — поистине умный человек». Да уж! Это утешает!

Рассеянно зевнув, он откладывает книжку в сторону и закрывает глаза. Читать не хочется. Голова занята другим. Де-прес-ня-як…

Байков из «Карбофоса» они нагнали в соседнем районе спустя две недели после ночного побоища в Жмуркине. Наскочили посреди бела дня, на дороге из Кальчина в Ждановку, опрокинули, потеснили, загнав в большую излучину протекавшей по соседству с песчаным карьером реки. Здесь на большом земляничном поле плодоовощного хозяйства «Пьяная ягода» выстроились к бою непримиримые враги. Десять чопиковских «Уралов» и «Минсков» при двух газиках и одном пустом бензовозе против шестнадцати байковских «харлеев» и пяти джипов-внедорожников.

Впереди у отморозков — сам Горбатый на любимой «тойоте» с установленным в кузове счетверенным максимом. Наглый, самоуверенный с худым прыщавым злым лицом, холодными и жестокими глазами, в грязной бандане с черепами, из-под которой выбиваются на лоб длинные завитки слипшихся, сальных волос, с худыми же, испещренными наколками руками, в кожаной жилетке без рукавов, он производил впечатление наркомана-самоучки со стажем.

Позади — готовые к драке пьяные вдрызг, обкуренные до состояния полного нестояния, обдолбанные паленым ширевом байкеры на своих железных конях. Бородатые, волосатые, в железных немецких касках, в черных банданах, просто с выкрашенными во все цвета радуги огромными хаерами на головах; в усеянных заклепками кожаных куртках, драных, вытертых на коленях джинсах и видавших виды казаках с пряжками.

Стояли минуту, ревели моторами, приценивались, выбирая себе противников. Наконец из задних рядов выехали вперед двое мотоциклистов, встали по обе стороны от горбатовского джипа с большими развевающимися на ветру знаменами. Одно — с огромной, во все полотнище, черной паучьей свастикой. На другом кроваво-красными аршинными буквами по черному фону надпись «Карбофос» и череп в немецкой каске со скрещенными шприцем и фаллоимитатором под ним.

— Знамя! — скомандовал батька возившемуся за его спиной со своим спартаковским флагом Каляну и, не дожидаясь, когда тот размотает до конца накрученную вокруг древка красную шелковую тряпицу, резким рывком бросил мотоцикл навстречу жаждущему драки противнику…

Звон мечей, рев движков, крики дерущихся, стоны раненых и умирающих — все смешалось в бешенном вихре кровавого моторизованного побоища. Предводительствуемые Чопиком мотобандиты начали теснить вдвое превосходивших их в живой силе и технике фашиков. В какой-то момент атаману показалось, что в сражении произошел перелом и близок уже момент, когда деморализованные байки, не выдержав дружного натиска его бойцов, обратятся в позорное бегство. Отчаянно матерясь и размахивая маузером, Ермаков бросился в самую гущу врагов, стремясь пробиться к застрявшему где-то в центре Горбатому. Он был уже в каком-то десятке метров от конкурента, уже ясно различал противные гнойные прыщи на его перекошенном страхом и ненавистью лице, когда неожиданно справа, из-за перелеска выскочили на предельной скорости два десятка мотоциклистов и с ходу ударили во фланг увлеченным боем с садомазохистами повстанцам. Ситуация мгновенно переменилась — торжествовавшие победу чопиковцы оказались в западне: слева — река, позади — широкий с обрывистыми краями овраг и наседающие с двух сторон враги. Паника мигом охватила повстанцев, ошеломленных внезапной атакой новой, неизвестной им банды и воспрявших духом байкеров.

Ломая ряды и бросая оружие, чопиковцы кинулись врассыпную, ища спасения в бегстве. Многие разбились, свалившись в овраг на своих мотоциклах, многие утонули, пытаясь вплавь перебраться через реку: упившиеся самогоном, обкуренные до невменяемости, они не могли преодолеть расстояние в десять с небольшим метров, отделявшее их от противоположного берега.

Только небольшой группе на четырех мотоциклах удалось с боем пробиться из окружения. Быстро разобравшийся в обстановке Чопик направил свою посеченную пулями и осколками машину против пришедших на помощь карбофосовцам бандюков. Его тут же окружили, намереваясь живьем взять в плен. Какой-то здоровенный детина наскочил на него сбоку и попытался стащить с седла, схватив рукой за подтяжки. Батька с удивлением узнал в напавшем на него злодее атамана банды фермеров-маководов Семена Коноплева по кличке Сеня Пых. С ним у мотобандитов был заключен договор о вооруженном нейтралитете, и его появление здесь неприятно поразило не ожидавшего такого подвоха батьку. Не раздумывая Чопик в упор выстрелил в гадливую, покрытую редкой рыжей растительностью Сенькину морду и ударил по газам. Обливаясь кровью, тот свалился под колеса своего реактивного командирского мотокультиватора. Остальные фермеры в ужасе расступились по сторонам, уступая дорогу страшному в своем неистовстве, забрызганному Сенькиными мозгами, с выпученными на лоб, бешено сверкавшими глазами и дико оскаленным перекошенным в яростном крике ртом атаману.