Всемирная история болезни - [132]

– Пожалуйста, ваше высочество, успокойтесь, – сообразила пожалеть её Маша.

– Мой бедный принц, мой добренький сыщик, мой Жан, – запричитала принцесса, всё дальше отклоняясь от их общей среди этого безумия цели.

– Жан? – ухватилась Надя за имя. – Вы говорите «добренький сыщик»?

Матильда горестно теребила в руках бинокль и всхлипывала.

– А вы случайно не из Праги, мадемуазель?

– Да, я родилась и выросла в своём родовом замке недалеко от Праги, и там же…

– Вы знаете Жана Деррида? Что с ним?

Недовольная, что её перебили, принцесса полезла в свой ридикюльчик, достала очки и, напялив их на нос, стала рассматривать Надю. Маша хотела поторопить девушек с выполнением задания, но, поняв, что чего-то там – дело не шутка, решила чуть-чуть подождать.

– Не знаю, может быть, и Деррида, я у него не спрашивала, – произнесла наконец Матильда. – Но он погиб ради спасения рода человеческого, ради того, чтобы найти вот эту самую рыбу, и я хочу, чтобы все это знали…

– Нет-нет, сейчас пока ещё рано, пожалуйста, не кричите, – умоляюще тронула её перчатку Надя. – Скажите только, как он… Ну…

– Как погиб? А он задохнулся. Да-да, задохнулся, сидя в шкафу, дома у одного мерзавца.

– Какой ужас! Они его пытали? Заперли в шкаф?

– Да нет, это я его случайно заперла, но дело не в этом…

Тут новая какая-то волна прошла по стадиону, не такая сильная, правда: это был не гол. Просто сбили какого-то игрока с ног, на поле к нему побежали врачи.

– Бедная Шарлотта, бедный Луи, – в ужасе пробормотала Надя.

Притихшая Маша пыталась разглядеть что-нибудь на поле, но из-за скачущих спин…

– Кажется, нашего, вашего Пьера, – разобрала она наконец, – уводят, травмировали.

Но Надю уже на третьего брата не хватило. Закрыв лицо руками, она пыталась убедить себя в том, что пропавший, выпавший изо всех контактов две недели назад Жан и тот, кого заперли где-то в шкафу, – всё-таки разные люди. Убедить не получалось.

– Давайте уже скорее соединим, склеим этот талисман и разойдёмся, забудем всё, как страшный сон.

– Давайте, – согласилась принцесса, – вот тут у меня есть клей. Доставайте свои половинки, – и сама она полезла в сумочку, в пластмассовый футляр для очков.

У Нади кусок рыбы был зашит в воротник жилетки: перед вылетом из Парижа она перебрала все вещи и почему-то решила, что всего надёжнее – туда. Теперь она, волнуясь, потянула за нужную ниточку, шов разошёлся, и хвост оказался в ладони.

Маша свою часть драгоценного талисмана дома затолкала за подкладку сумки. Теперь это надо было достать: предусмотрительно она захватила из дома ножнички. Те самые, те самые. После перемены мест слагаемых, то есть после переезда мужей, ножницы автоматически вернулись к ней, приехали с прочими вещами Тимура.

И вот.

Сердца трёх молодых женщин забились сильнее, сильнее, сильнее. Протянув друг другу свои части рыбы, девушки…

Так, спокойно. Надя вскрикнула, Маша засмеялась, а Матильда просто сидела и молчала, глядя на то, что у них получилось.

Машина рыбья голова – совсем маленькая, диаметром сантиметр в месте разлома, Надин хвост слишком отливает фиолетовым, не чёрный по сравнению с другими кусками, а Матильдино брюхо с плавниками – огромное, кривое и нелепое, явно не подходящее ни к началу, ни к концу.

– Опаньки, детальки-то из разных наборов, – единственная, кто смог пошутить, это Маша.

– Как же так, как же так? – завелась что-то там себе под нос Надя. Она мысленно побежала туда, в Париж, в Ла-Рошель, чтобы понять, где, в какой момент, а главное, кто – совершил ошибку.

– Да, что-то как-то не сходится, – принцесса подносила к очкам все три кусочка рыбы, пытаясь хоть как-нибудь приставить их друг к другу.

– Рыбка золотая не открыла никакого смысла. Кто-то так над нами подшутил, – продолжала веселиться Маша. – Эх, лучше бы я отдала свой билет Тимуру. Он так хотел посмотреть этот матч!

– Тимуру? Которому из двух? – очнулась Надя, но в голосе её отнюдь не слышалось Машиной лёгкости.

– А-а-а, всё равно. Пойдёмте, девочки, отсюда.

И всё-таки они ещё медлили, ожидая, что произойдёт.

А к ним, прыгая через болельщиков, расслабившихся на время перерыва, торопился молодой человек в синих штанах, синей рубашке и синей кепке. Если бы ещё хоть какие цвета там или полоски – его можно было бы принять за одного из фанатов футбольного клуба. Но эта безупречная синева и сосредоточенное лицо – скорее какая-нибудь частная охранная фирма.

Парень допрыгал до принцессы и, изогнувшись в три погибели между креслами, конфиденциально шепнул:

– Ну что? Всё у вас готово?

– Ничего у нас не готово, друг мой, – обиженно протянула Матильда, показывая осколки талисманов, а потом почему-то добавила: – Впрочем, как говорил Эрих Фромм, разочарование – это самое плодотворное из всех человеческих чувств.

– По-моему, это Кьеркегор говорил, – тоже непонятно зачем вставила Маша.

– Нет, Фромм, – заупрямилась Матильда.

– А вы похожи на синего рейнджера, я один такой сериал переводила.

Молодой человек смотрел на них в справедливом недоумении:

– Да вы что? Там уже конец света начинается. Футболиста уже одного убили.

Пауза.

– Как убили? Кого?

– Да он сначала, говорят, гол забил, а потом его увели после травмы, – стал рассказывать синий, озираясь на поле. – И каким-то образом его поклонницы, фанатки прорвались туда, хотели его отблагодарить или что, не знаю. Автограф, что ли, взять. Он хотел бежать, а нога больная – не смог. Они, эти бешеные, его на радостях опрокинули и затоптали насмерть, всё тело, говорят, разодрали на сувениры. Так что вы давайте, склеивайте быстрее.