Всемирная история болезни - [132]
– Пожалуйста, ваше высочество, успокойтесь, – сообразила пожалеть её Маша.
– Мой бедный принц, мой добренький сыщик, мой Жан, – запричитала принцесса, всё дальше отклоняясь от их общей среди этого безумия цели.
– Жан? – ухватилась Надя за имя. – Вы говорите «добренький сыщик»?
Матильда горестно теребила в руках бинокль и всхлипывала.
– А вы случайно не из Праги, мадемуазель?
– Да, я родилась и выросла в своём родовом замке недалеко от Праги, и там же…
– Вы знаете Жана Деррида? Что с ним?
Недовольная, что её перебили, принцесса полезла в свой ридикюльчик, достала очки и, напялив их на нос, стала рассматривать Надю. Маша хотела поторопить девушек с выполнением задания, но, поняв, что чего-то там – дело не шутка, решила чуть-чуть подождать.
– Не знаю, может быть, и Деррида, я у него не спрашивала, – произнесла наконец Матильда. – Но он погиб ради спасения рода человеческого, ради того, чтобы найти вот эту самую рыбу, и я хочу, чтобы все это знали…
– Нет-нет, сейчас пока ещё рано, пожалуйста, не кричите, – умоляюще тронула её перчатку Надя. – Скажите только, как он… Ну…
– Как погиб? А он задохнулся. Да-да, задохнулся, сидя в шкафу, дома у одного мерзавца.
– Какой ужас! Они его пытали? Заперли в шкаф?
– Да нет, это я его случайно заперла, но дело не в этом…
Тут новая какая-то волна прошла по стадиону, не такая сильная, правда: это был не гол. Просто сбили какого-то игрока с ног, на поле к нему побежали врачи.
– Бедная Шарлотта, бедный Луи, – в ужасе пробормотала Надя.
Притихшая Маша пыталась разглядеть что-нибудь на поле, но из-за скачущих спин…
– Кажется, нашего, вашего Пьера, – разобрала она наконец, – уводят, травмировали.
Но Надю уже на третьего брата не хватило. Закрыв лицо руками, она пыталась убедить себя в том, что пропавший, выпавший изо всех контактов две недели назад Жан и тот, кого заперли где-то в шкафу, – всё-таки разные люди. Убедить не получалось.
– Давайте уже скорее соединим, склеим этот талисман и разойдёмся, забудем всё, как страшный сон.
– Давайте, – согласилась принцесса, – вот тут у меня есть клей. Доставайте свои половинки, – и сама она полезла в сумочку, в пластмассовый футляр для очков.
У Нади кусок рыбы был зашит в воротник жилетки: перед вылетом из Парижа она перебрала все вещи и почему-то решила, что всего надёжнее – туда. Теперь она, волнуясь, потянула за нужную ниточку, шов разошёлся, и хвост оказался в ладони.
Маша свою часть драгоценного талисмана дома затолкала за подкладку сумки. Теперь это надо было достать: предусмотрительно она захватила из дома ножнички. Те самые, те самые. После перемены мест слагаемых, то есть после переезда мужей, ножницы автоматически вернулись к ней, приехали с прочими вещами Тимура.
И вот.
Сердца трёх молодых женщин забились сильнее, сильнее, сильнее. Протянув друг другу свои части рыбы, девушки…
Так, спокойно. Надя вскрикнула, Маша засмеялась, а Матильда просто сидела и молчала, глядя на то, что у них получилось.
Машина рыбья голова – совсем маленькая, диаметром сантиметр в месте разлома, Надин хвост слишком отливает фиолетовым, не чёрный по сравнению с другими кусками, а Матильдино брюхо с плавниками – огромное, кривое и нелепое, явно не подходящее ни к началу, ни к концу.
– Опаньки, детальки-то из разных наборов, – единственная, кто смог пошутить, это Маша.
– Как же так, как же так? – завелась что-то там себе под нос Надя. Она мысленно побежала туда, в Париж, в Ла-Рошель, чтобы понять, где, в какой момент, а главное, кто – совершил ошибку.
– Да, что-то как-то не сходится, – принцесса подносила к очкам все три кусочка рыбы, пытаясь хоть как-нибудь приставить их друг к другу.
– Рыбка золотая не открыла никакого смысла. Кто-то так над нами подшутил, – продолжала веселиться Маша. – Эх, лучше бы я отдала свой билет Тимуру. Он так хотел посмотреть этот матч!
– Тимуру? Которому из двух? – очнулась Надя, но в голосе её отнюдь не слышалось Машиной лёгкости.
– А-а-а, всё равно. Пойдёмте, девочки, отсюда.
И всё-таки они ещё медлили, ожидая, что произойдёт.
А к ним, прыгая через болельщиков, расслабившихся на время перерыва, торопился молодой человек в синих штанах, синей рубашке и синей кепке. Если бы ещё хоть какие цвета там или полоски – его можно было бы принять за одного из фанатов футбольного клуба. Но эта безупречная синева и сосредоточенное лицо – скорее какая-нибудь частная охранная фирма.
Парень допрыгал до принцессы и, изогнувшись в три погибели между креслами, конфиденциально шепнул:
– Ну что? Всё у вас готово?
– Ничего у нас не готово, друг мой, – обиженно протянула Матильда, показывая осколки талисманов, а потом почему-то добавила: – Впрочем, как говорил Эрих Фромм, разочарование – это самое плодотворное из всех человеческих чувств.
– По-моему, это Кьеркегор говорил, – тоже непонятно зачем вставила Маша.
– Нет, Фромм, – заупрямилась Матильда.
– А вы похожи на синего рейнджера, я один такой сериал переводила.
Молодой человек смотрел на них в справедливом недоумении:
– Да вы что? Там уже конец света начинается. Футболиста уже одного убили.
Пауза.
– Как убили? Кого?
– Да он сначала, говорят, гол забил, а потом его увели после травмы, – стал рассказывать синий, озираясь на поле. – И каким-то образом его поклонницы, фанатки прорвались туда, хотели его отблагодарить или что, не знаю. Автограф, что ли, взять. Он хотел бежать, а нога больная – не смог. Они, эти бешеные, его на радостях опрокинули и затоптали насмерть, всё тело, говорят, разодрали на сувениры. Так что вы давайте, склеивайте быстрее.
Это сказочка для взрослых и для некоторых взрослых детей. Это сказочка, где каждый чего-то ищет, как правило — незнамо чего. А найдет ли каждый, то, что искал — на совести двух человек: автора и читателя. Потому что эти сказочки почти ничем не отличаются от жизни.
— Так о чем же ты пишешь?— О людях.— Это понятно. А о каких?— О глупых и несчастных. О тех, которых жалко.— Что, всех жалко?— Всех.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.