Рекламу я не очень-то. Можно даже сказать, я её не люблю. Всё остальное ещё куда ни шло, надо всем остальным я, по крайней мере, умею вовремя посмеяться. Я выключаю телевизор, в одну точку сливаются и утекают фиолетовые, розово-жёлто-зелёные и прочие бабочки на рубашках. Только в окно моего восьмого этажа (без балкона) заглядывают ещё некоторое время три маленьких белокурых ангела.
– Эй, автор, – зовёт меня один из них тоненьким голосом. – Что, уже конец?
– Давайте назовём это финалом, – отвечаю я, приоткрывая окно, чтобы лучше слышать.
– А мы ничего не поняли, – жалуется второй голосок. – Так они умерли, братья Деррида, или нет?
– Ну что вы, милые! Братья Деррида бессмертны, как бессмертна в этом мире масскультура.
– Что? Мы не слышим! Физкультура?
Я смеюсь и качаю головой. Ангелы по очереди не унимаются:
– А про исомов – всё правда?
– А тот, который состарился за один день?
И даже:
– Что ты издеваешься над своими героями, и не жалко тебе их?
Теперь я уже хмурюсь им, как непонятливым ученикам:
– И это говорите мне вы, мои самые первые, самые проницательные? Вы должны, как дети, чувствовать каждый опошленный образ, уметь его пожалеть, поднять с земли и стряхнуть с него пыль.
И делаю вид, что только и всего – убираю со стола.
Гости мои заоконные смущаются, перешёптываются, ещё о чём-то спросить желают.
– А рыба-то, рыба, – слышу я и открываю кран. Вода с наслаждением обрушивается на пирамиду грязной посуды.
– Эй, автор, что-то ты излишне постмодернизируешь окружающую действительность!
– А? – теперь мне кажется, что я ослышалась из-за шума и плеска. – Иронизирую?
Закрываю воду и подхожу к окну.
Но ангелы, как нашкодившее мальчишьё, пятятся, хихикая, знают, что мне их уже не достать. Пятятся, пятятся и вот уже совсем растворяются в акварелях белых ночей.
Пойдите прочь, милые, я буду мыть посуду в тишине!