Все вещи мира - [9]

Шрифт
Интервал

мы шли по глинистой почве, опирались на скользкие камни что рассыпались под нами так же как солнце взрывалось от прилипшей травы к рукавам, застывало в песчаных лощинах, стирало глаза, языки, отпечатки его коленей на глине, робкие руки арабов на земле измыленной болью холмов — мы стояли на этих холмах: изнывали лощины, сочились листья деревьев так что даже птицы молчали над мостами, над их ненадежной землей
и всё что нас обступало было в дрожащем огне: военные базы, пустые заводы, гниющие склады, железнодорожная ветка вдоль берега моря, что разветвляясь удерживала материк, когда ветер сквозил вдоль него, нас огибая, высветляя ниши утесов на морях истощения, в складчатых скалах, в оседающей тихо земле — и подводные лодки буравили темно-синий пар горизонта и военные корабли, облака разгоняя, нам сообщали: океан это вовсе не то

2

снегопад насекомых я насчитал их
15 видов — белые с черной шляпкой
антеннами глаз, бахромою ног и другие странные алиены
словно друзья что вышли на десять минут и забыли вернуться
сплющенные давлением, сдавленные в кристалл
иглистые тра́вы что устилают берег — рыжий песок
можжевельника осыпающийся на скалы
ваши дети с ними со всеми столкнутся в жирных складках земли в перформативном сне на дискотеке в санатории
южнобережном
я сидел у травы на дороге
и в трещинах жаркий мазут поднимался грохоча закипая под русское техно под собачий лай
и над стоянками тавров войлок тумана
в такт с листвою качался и время билось красными вспышками
светом зарниц фосфорическим отсветом ялтинского кинотеатра
и они взбираются
по растресканным лестницам
бражники богомолы совки и пауки
они приветствуют нас когда мы несемся в порывистом ветре
над бухтами и дворцами
когда мы плывем вдоль берега и прибрежные камни
вращаются в наших трахеях
и думаем — океан это вовсе не то, но насыщенный мрак
самолетов и звуки ночной тревоги
и всё что нас движет вперед о чем мы забыли в школьных
дворах поднимаясь из пыли и черной последней земли

«Мы сожгли все их деревни…»

hommage à M.P.

мы сожгли все их деревни
повесили всех крестьян
так что на каждой ветке
висело по негодяю
те что еще оставались в округе
однажды вдруг исчезли и никто
не знал куда они подевались
и никто ничего не подумал
тем временем мы приступили
к работе снесли трущобы
сделали улицы прямыми
и широкими дороги
так что небеса сияли над нами
как глазурь на праздничном
торте и наш бог во плоти сошел
к нам вечером третьего дня
и говорил языками и сгустилась
тьма разделенная на всполохи
света морщинистые как панцирь
рапана — я пришел из-за далеких
полей облаков башен дворцов
из-за заводов теплоцентралей
из-под темной воды и прозрачной
воды из-под покровов льда —
и мы восславили его и последние
звери мыши и птицы съежились
в страхе хотя даже доски и камни
наших домов пели нам вслед
пока реку затягивало холодом
пока лес становился ломким пока
выдох мой не разлетелся на части
изборожденный льдом

«В привокзальном туалете в остии…»

в привокзальном туалете в остии
телефоны мальчиков как во времена пазолини
раскрывающийся от подземного пульса асфальт
растрескавшееся побережье
тянутся к траулерам ряды пляжных кабинок
ниши в песке занимают бездомные
столь же красивые как в москве молодые поэты
мы пробудем здесь долго парни пока северный ветер
уже ощутимый уже нисходящий с гор
не унесет нас с листвою чтобы кружить
по всему этому морю где нас ждет нищета
ее теплое тяжелое дыхание, то свечение что разделяет
сны пополам и дрожит в земле жилами темных металлов
но что мы поймем когда уедем отсюда?
что спицы велосипедов ранят все так же
река сносит песок к побережью увеличивая материк
заливая подвалы где мы собирались куда нас приводили
мальчики пазолини и над окраиной мира
воздушные массы приходят в движение
так что воздух дрожит над ржавчиной теплого моря
и поэты сходят с ума

«Пела она на улице и поселилась…»

пела она на улице и поселилась
между лестничными пролетами
где зябкая тяга — кто она? кажется
революция: круглые фрукты падают
на ступени, погибают плохие поэты
и хорошие пишут в своих дневниках:
выйдем на серый лед — там где нас
огибают речные ветры и вращаясь
над нами скользят китайские волны
вай-фая, скейтеров огибая, вовлекая
лонгборды в течения капитализма
в новый дух сквозняков протянутых
спицами велосипедов сквозь твои
рассеченные пальцы к нам вернется
весна как мы ее знали разгораясь
в пожарных огнях над хрустящей
землей где еще раз проносятся
скейтеры и нас всех ожидает
темный ресайклинг тихих глубин,
обжигающая лихорадка склизких
ветвей раскрывающих легкие
навстречу проспектам и площадям,
новому миру полной переработки

Старые одежды

I. Вестерн

вдруг он услышал скрип над головой
это открылись ворота в небе которые
еще никогда не открывались
и они принесли с собой благовония
и сели неподалеку
о нет они не убили его
а это только показалось им
они объявили войну
разрушали гробницы святилища
сносили купола домов и дворцов
сжигали книги
и никогда в стране столько
не танцевали и не пели
дома и деревья и люди
и горы и звезды
брат открыто осудил преступления брата
сын порвал со своим отцом
сын занялся торговлей металлоломом
это были отлично образованные молодые люди
способные спокойно наслаждаться отдыхом

Рекомендуем почитать
Пока догорает азбука

Алла Горбунова родилась в 1985 году в Ленинграде. Окончила философский факультет СПбГУ. Автор книг стихов «Первая любовь, мать Ада» (2008), «Колодезное вино» (2010) и «Альпийская форточка» (2012). Лауреат премии «Дебют» в номинации «поэзия» (2005), шорт-лист Премии Андрея Белого с книгой «Колодезное вино» (2011). Стихи переводились на немецкий, итальянский, английский, шведский, латышский, датский, сербский, французский и финский языки. Проза печаталась в журналах «Новый мир» и «Новые облака», рецензии и эссе – в «Новом мире» и «Новом литературном обозрении».


Ваш Николай

Леонид Шваб родился в 1961 г. Окончил Московский станкоинструментальный институт, жил и работал в Оренбурге, Владимире. С 1990 г. живет в Иерусалиме. Публиковался в журналах «Зеркало», «Солнечное сплетение», «Двоеточие», в коллективном сборнике «Все сразу» (2008; совместно с А. Ровинским и Ф. Сваровским). Автор книги стихов «Поверить в ботанику» (2005). Шорт-лист Премии Андрея Белого (2004). Леонид Шваб стоит особняком в современной поэзии, не примыкая ни к каким школам и направлениям. Его одинокое усилие наделяет голосом бескрайние покинутые пространства, бессонные пейзажи рассеяния, где искрятся солончаки и перекликаются оставшиеся от разбитой армии блокпосты.


Образ жизни

Александр Бараш (1960, Москва) – поэт, прозаик, эссеист. В 1980-е годы – редактор (совместно с Н. Байтовым) независимого литературного альманаха «Эпсилон-салон», куратор группы «Эпсилон» в Клубе «Поэзия». С 1989 года живет в Иерусалиме. Автор четырех книг стихотворений, последняя – «Итинерарий» (2009), двух автобиографических романов, последний – «Свое время» (2014), книги переводов израильской поэзии «Экология Иерусалима» (2011). Один из создателей и автор текстов московской рок-группы «Мегаполис». Поэзия Александра Бараша соединяет западную и русскую традиции в «золотом сечении» Леванта, где память о советском опыте включена в европейские, израильские, византийские, средиземноморские контексты.


Говорящая ветошь (nocturnes & nightmares)

Игорь Лёвшин (р. 1958) – поэт, прозаик, музыкант, автор книг «Жир Игоря Лёвшина» (1995) и «Петруша и комар» (2015). С конца 1980-х участник группы «Эпсилон-салон» (Н. Байтов, А. Бараш, Г. Кацов), в которой сформировалась его независимость от официального и неофициального мейнстрима. Для сочинений Лёвшина характерны сложные формы расслоения «я», вплоть до погружения его фрагментов внутрь автономных фиктивных личностей. Отсюда (но не только) атмосфера тревоги и предчувствия катастрофы, частично экранированные иронией.