Все вещи мира - [9]

Шрифт
Интервал

мы шли по глинистой почве, опирались на скользкие камни что рассыпались под нами так же как солнце взрывалось от прилипшей травы к рукавам, застывало в песчаных лощинах, стирало глаза, языки, отпечатки его коленей на глине, робкие руки арабов на земле измыленной болью холмов — мы стояли на этих холмах: изнывали лощины, сочились листья деревьев так что даже птицы молчали над мостами, над их ненадежной землей
и всё что нас обступало было в дрожащем огне: военные базы, пустые заводы, гниющие склады, железнодорожная ветка вдоль берега моря, что разветвляясь удерживала материк, когда ветер сквозил вдоль него, нас огибая, высветляя ниши утесов на морях истощения, в складчатых скалах, в оседающей тихо земле — и подводные лодки буравили темно-синий пар горизонта и военные корабли, облака разгоняя, нам сообщали: океан это вовсе не то

2

снегопад насекомых я насчитал их
15 видов — белые с черной шляпкой
антеннами глаз, бахромою ног и другие странные алиены
словно друзья что вышли на десять минут и забыли вернуться
сплющенные давлением, сдавленные в кристалл
иглистые тра́вы что устилают берег — рыжий песок
можжевельника осыпающийся на скалы
ваши дети с ними со всеми столкнутся в жирных складках земли в перформативном сне на дискотеке в санатории
южнобережном
я сидел у травы на дороге
и в трещинах жаркий мазут поднимался грохоча закипая под русское техно под собачий лай
и над стоянками тавров войлок тумана
в такт с листвою качался и время билось красными вспышками
светом зарниц фосфорическим отсветом ялтинского кинотеатра
и они взбираются
по растресканным лестницам
бражники богомолы совки и пауки
они приветствуют нас когда мы несемся в порывистом ветре
над бухтами и дворцами
когда мы плывем вдоль берега и прибрежные камни
вращаются в наших трахеях
и думаем — океан это вовсе не то, но насыщенный мрак
самолетов и звуки ночной тревоги
и всё что нас движет вперед о чем мы забыли в школьных
дворах поднимаясь из пыли и черной последней земли

«Мы сожгли все их деревни…»

hommage à M.P.

мы сожгли все их деревни
повесили всех крестьян
так что на каждой ветке
висело по негодяю
те что еще оставались в округе
однажды вдруг исчезли и никто
не знал куда они подевались
и никто ничего не подумал
тем временем мы приступили
к работе снесли трущобы
сделали улицы прямыми
и широкими дороги
так что небеса сияли над нами
как глазурь на праздничном
торте и наш бог во плоти сошел
к нам вечером третьего дня
и говорил языками и сгустилась
тьма разделенная на всполохи
света морщинистые как панцирь
рапана — я пришел из-за далеких
полей облаков башен дворцов
из-за заводов теплоцентралей
из-под темной воды и прозрачной
воды из-под покровов льда —
и мы восславили его и последние
звери мыши и птицы съежились
в страхе хотя даже доски и камни
наших домов пели нам вслед
пока реку затягивало холодом
пока лес становился ломким пока
выдох мой не разлетелся на части
изборожденный льдом

«В привокзальном туалете в остии…»

в привокзальном туалете в остии
телефоны мальчиков как во времена пазолини
раскрывающийся от подземного пульса асфальт
растрескавшееся побережье
тянутся к траулерам ряды пляжных кабинок
ниши в песке занимают бездомные
столь же красивые как в москве молодые поэты
мы пробудем здесь долго парни пока северный ветер
уже ощутимый уже нисходящий с гор
не унесет нас с листвою чтобы кружить
по всему этому морю где нас ждет нищета
ее теплое тяжелое дыхание, то свечение что разделяет
сны пополам и дрожит в земле жилами темных металлов
но что мы поймем когда уедем отсюда?
что спицы велосипедов ранят все так же
река сносит песок к побережью увеличивая материк
заливая подвалы где мы собирались куда нас приводили
мальчики пазолини и над окраиной мира
воздушные массы приходят в движение
так что воздух дрожит над ржавчиной теплого моря
и поэты сходят с ума

«Пела она на улице и поселилась…»

пела она на улице и поселилась
между лестничными пролетами
где зябкая тяга — кто она? кажется
революция: круглые фрукты падают
на ступени, погибают плохие поэты
и хорошие пишут в своих дневниках:
выйдем на серый лед — там где нас
огибают речные ветры и вращаясь
над нами скользят китайские волны
вай-фая, скейтеров огибая, вовлекая
лонгборды в течения капитализма
в новый дух сквозняков протянутых
спицами велосипедов сквозь твои
рассеченные пальцы к нам вернется
весна как мы ее знали разгораясь
в пожарных огнях над хрустящей
землей где еще раз проносятся
скейтеры и нас всех ожидает
темный ресайклинг тихих глубин,
обжигающая лихорадка склизких
ветвей раскрывающих легкие
навстречу проспектам и площадям,
новому миру полной переработки

Старые одежды

I. Вестерн

вдруг он услышал скрип над головой
это открылись ворота в небе которые
еще никогда не открывались
и они принесли с собой благовония
и сели неподалеку
о нет они не убили его
а это только показалось им
они объявили войну
разрушали гробницы святилища
сносили купола домов и дворцов
сжигали книги
и никогда в стране столько
не танцевали и не пели
дома и деревья и люди
и горы и звезды
брат открыто осудил преступления брата
сын порвал со своим отцом
сын занялся торговлей металлоломом
это были отлично образованные молодые люди
способные спокойно наслаждаться отдыхом

Рекомендуем почитать
Говорящая ветошь (nocturnes & nightmares)

Игорь Лёвшин (р. 1958) – поэт, прозаик, музыкант, автор книг «Жир Игоря Лёвшина» (1995) и «Петруша и комар» (2015). С конца 1980-х участник группы «Эпсилон-салон» (Н. Байтов, А. Бараш, Г. Кацов), в которой сформировалась его независимость от официального и неофициального мейнстрима. Для сочинений Лёвшина характерны сложные формы расслоения «я», вплоть до погружения его фрагментов внутрь автономных фиктивных личностей. Отсюда (но не только) атмосфера тревоги и предчувствия катастрофы, частично экранированные иронией.


Слава героям

Федор Сваровский родился в 1971 году. В 19-летнем возрасте эмигрировал в Данию, где получил статус беженца и прожил шесть лет. С 1997 г. снова в Москве, занимался журналистикой, возглавлял информационно-аналитический журнал «Ведомости. Форум», затем работал в издательстве «Paulsen» и журнале «Esquire». В 2007 г. выпустил первую книгу стихов «Все хотят быть роботами», вошедшую в шорт-лист Премии Андрея Белого и удостоенную Малой премии «Московский счёт» за лучший поэтический дебют. Далее последовали сборник «Все сразу» (2008, вместе с Леонидом Швабом и Арсением Ровинским) и авторская книга «Путешественники во времени» (2009, также шорт-лист Премии Андрея Белого)


Ваш Николай

Леонид Шваб родился в 1961 г. Окончил Московский станкоинструментальный институт, жил и работал в Оренбурге, Владимире. С 1990 г. живет в Иерусалиме. Публиковался в журналах «Зеркало», «Солнечное сплетение», «Двоеточие», в коллективном сборнике «Все сразу» (2008; совместно с А. Ровинским и Ф. Сваровским). Автор книги стихов «Поверить в ботанику» (2005). Шорт-лист Премии Андрея Белого (2004). Леонид Шваб стоит особняком в современной поэзии, не примыкая ни к каким школам и направлениям. Его одинокое усилие наделяет голосом бескрайние покинутые пространства, бессонные пейзажи рассеяния, где искрятся солончаки и перекликаются оставшиеся от разбитой армии блокпосты.


Пока догорает азбука

Алла Горбунова родилась в 1985 году в Ленинграде. Окончила философский факультет СПбГУ. Автор книг стихов «Первая любовь, мать Ада» (2008), «Колодезное вино» (2010) и «Альпийская форточка» (2012). Лауреат премии «Дебют» в номинации «поэзия» (2005), шорт-лист Премии Андрея Белого с книгой «Колодезное вино» (2011). Стихи переводились на немецкий, итальянский, английский, шведский, латышский, датский, сербский, французский и финский языки. Проза печаталась в журналах «Новый мир» и «Новые облака», рецензии и эссе – в «Новом мире» и «Новом литературном обозрении».