Все вещи мира - [11]

Шрифт
Интервал

их фаллических ног, их настоящая жизнь
сцепления их голосов
и то как в этнических чистках пропадают
большие миры и переулки вспухают почвой
после дождя и танки едут по улицам а тебе
хочется спать завернувшись в сирию и ливан
в афганистан и белудж обороняя рвы
отстреливаясь из-под песка
и вместе с дымом соцветий я снова расту
пышным огнем сквозь слюдяную ночь
и дождь как в начале модерна смывает
меня — в осень ислама к скоплению волн
и корней где горы не знают снéга и ли́ца
скрывает туман
я видел мост протянутый над горной рекой
надорванный ветром или прицельным огнем
скользящий к нему автобус и побережье где
они продают кислоту среди скрученных ветром
домов и за плечами их медленно нарастает
громада песка

«Ночью к тебе постучится огромный двадцатый век…»

ночью к тебе постучится огромный двадцатый век
в гирляндах синеющей гари с углями в черных глазах
в одежде защитного цвета дышащей дымом болот
в пыли тверского бульвара обволакивающей ладони
проникающей прямо в сердца
коммунисты националисты в животе у него звенят
а в глазах отсветы патрулей, фалангисткие колоски
алонзанфаны красных бригад, арафат форсирующий
иордан, осаждающий бейрут и дождливым летом
двадцать шестого восходящий вверх тополиный пух
слуцкий на фронте, его брат возглавляющий моссад
им обоим поет лили марлен и они покачиваются в такт
и осколки песен как осколки гроз оседают на крыши москвы —
однажды к тебе постучится огромный двадцатый век
в тихом свечении ночи он спросит на чьей же ты стороне?
ты повторяющий лорку на стадионе в сантьяго пока тело ее
соскальзывает в ландверканал, пока лисы и сойки тиргартена
прижимаются к телу его и над каспийским морем открывается
в небе дверь и оттуда звучит ва-алийюн-валийю-ллах — ты
оттесненный омоном на чистопрудный бульвар по маросейке
бежишь мокрый от страха и от дождя и пирамиды каштанов
разрываются над тобой над туманным франкфуртом
оглушенным воздушной войной и сквозь сирены
и отдаленные крики движется он разрезающий
влажную ночь — твой последний двадцатый век

III

«Вот они сходятся во дворе ночь и под водой голос…»

вот они сходятся во дворе ночь и под водой голос
простирались степи и сны тревожили
волновались чащи над землей холодной
когда путешественник златоволосый
пыль презирая es ist zeit sagt mir и мы
открыты двери не светятся окна и голос другой
(на мотив старой песни)
il pleur im stillen raum как в сердце поет
обрубок дня
но дыма не видно лишь туман поднимается
над бесконечными лощинами да мышь полевая
рыбацкую песню поет
растения между камнями и тот и другой в подступающей
тишине
как ловцы в пустых деревнях и те кто выходит навстречу
и те что идут по следу веселую песню поют
и несется она над полями
как на руках пилигрима несут
(так ангел поет вместе с нами)
а трава как положено ей уходит под землю

«Цветные развешаны поло́тна…»

цветные развешаны поло́тна
дробящие солнечный день
среди застывших молекул
а тени все льются и льются
ветер задул свечу и поют о заводах
солнцем сожженные трубы
и чернеют поля непрозрачные
проносящимся в автомобиле
молчит в темноте часовой
гулкая комната полная ветра
тонких губ сухие расщелины
в предчувствии снежного утра
их обнаженность простертая
по этому городу так дремлет
настороженно но и ей предстоит
пока поднимается солнце

«В синем пространстве гор…»

в синем пространстве гор
разрываясь цвели цветы
спускаясь в долину
и хрипели они увязая
в сладкой воде болот
там сокровища спят или только
осторожные кости дремлют
подотчетные сырости и тесноте
в глубоких долинах цветут бесконечно
сквозь отслоенную дерму
в пене травы извиваясь
начиненные ядом бессмертным
и бросаются птицы в заросли
пламенем нефтяным горят

«Зияющая высь марксистских глаз…»

зияющая высь марксистских глаз
память о них их выраженье
мы мир насилия разрушим
пока весна эллинская в партийной ячейке
расправляет крылья кто из них переживет
поцелуи ее на раскрашенной кинопленке
и гниющие статуи садов городских
принесут им плоды и цветы
отягощенные цветением движутся берега
и скрипят суставы под красным покровом
так межсезонье равняет с землей
звуки рабочего молота и оседают
в песчаные рытвины стены факторий
готическими сводами длящих
уже невозможный день

«Эфемериды луны и солнца…»

эфемериды луны и солнца
в астрономических грезах
в парнасском глубоком метро
парками величественными
высветленные скрытые
в прудах подмосковных
разделенный меркурий
на почтовых листках
но зачем им сходиться
в единении меридианов
где стекаются боеприпасы
продолжая унылый путь
и разрытая почва и стены
смещенные но нет ничего
за пределами перемещений
где перевернуты кубки
и дурак неподвижный
окаменевший в парении

«Как в разъемах гор лампады горят…»

как в разъемах гор лампады горят
сквозь молчание коммуникаций
так иди к перевалу где ожидает
с лицом опаленным
домны трепещут в расщелинах
книгу уралмаша так перелистывает
раскаленный ветер горных предплечий
как над дряхлыми дремлет лощинами
взметает обрывки твоих стихов
так ненавидят из безликой руды
высекая венец огнестрельный
но отменит горы солнечный пролетарий
сравняет постройки тифозная вошь
составы на всех перегонах
только прах прах распыленная
от тебя не останется праха

Стихи покойнице м. в

на перевале устланном исключительно
отдыхающими и растворенными

Рекомендуем почитать
Пока догорает азбука

Алла Горбунова родилась в 1985 году в Ленинграде. Окончила философский факультет СПбГУ. Автор книг стихов «Первая любовь, мать Ада» (2008), «Колодезное вино» (2010) и «Альпийская форточка» (2012). Лауреат премии «Дебют» в номинации «поэзия» (2005), шорт-лист Премии Андрея Белого с книгой «Колодезное вино» (2011). Стихи переводились на немецкий, итальянский, английский, шведский, латышский, датский, сербский, французский и финский языки. Проза печаталась в журналах «Новый мир» и «Новые облака», рецензии и эссе – в «Новом мире» и «Новом литературном обозрении».


Ваш Николай

Леонид Шваб родился в 1961 г. Окончил Московский станкоинструментальный институт, жил и работал в Оренбурге, Владимире. С 1990 г. живет в Иерусалиме. Публиковался в журналах «Зеркало», «Солнечное сплетение», «Двоеточие», в коллективном сборнике «Все сразу» (2008; совместно с А. Ровинским и Ф. Сваровским). Автор книги стихов «Поверить в ботанику» (2005). Шорт-лист Премии Андрея Белого (2004). Леонид Шваб стоит особняком в современной поэзии, не примыкая ни к каким школам и направлениям. Его одинокое усилие наделяет голосом бескрайние покинутые пространства, бессонные пейзажи рассеяния, где искрятся солончаки и перекликаются оставшиеся от разбитой армии блокпосты.


Образ жизни

Александр Бараш (1960, Москва) – поэт, прозаик, эссеист. В 1980-е годы – редактор (совместно с Н. Байтовым) независимого литературного альманаха «Эпсилон-салон», куратор группы «Эпсилон» в Клубе «Поэзия». С 1989 года живет в Иерусалиме. Автор четырех книг стихотворений, последняя – «Итинерарий» (2009), двух автобиографических романов, последний – «Свое время» (2014), книги переводов израильской поэзии «Экология Иерусалима» (2011). Один из создателей и автор текстов московской рок-группы «Мегаполис». Поэзия Александра Бараша соединяет западную и русскую традиции в «золотом сечении» Леванта, где память о советском опыте включена в европейские, израильские, византийские, средиземноморские контексты.


Говорящая ветошь (nocturnes & nightmares)

Игорь Лёвшин (р. 1958) – поэт, прозаик, музыкант, автор книг «Жир Игоря Лёвшина» (1995) и «Петруша и комар» (2015). С конца 1980-х участник группы «Эпсилон-салон» (Н. Байтов, А. Бараш, Г. Кацов), в которой сформировалась его независимость от официального и неофициального мейнстрима. Для сочинений Лёвшина характерны сложные формы расслоения «я», вплоть до погружения его фрагментов внутрь автономных фиктивных личностей. Отсюда (но не только) атмосфера тревоги и предчувствия катастрофы, частично экранированные иронией.