Все вещи мира - [13]

Шрифт
Интервал

за пластом движется время под холодной тверской
и на кутузовском там за мостом в оранжевых
вспышках дорожных работ асфальт раскрывается
высвобождая всё то тепло что мы тогда потеряли?

«Камни растения были вовлечены…»

камни растения были вовлечены
мертвые птицы строительные материалы
и те кто скользил по льду и другие
в легкой одежде с разбитыми лицами
в этом веселом веселом свечении дыме
только сигналы спаслись и разноцветные
вспышки так что выбрались мы из липкой
постели опаленные желтой пыльцой и видим
как кожа слезает медленно раздвигаются
стены приподнимаются шторы и я говорю тебе
что готов забыть о том дне когда красный луч
разрезающий меридиан коснулся моей руки
когда я был мертвецом и его невестой когда мы
погружались в цветущую пыль и мостовые
возвышались над нами

«Мясо поздних арбузов вязнет на языке…»

мясо поздних арбузов вязнет на языке
в середине осени падающей как туман
укутанной рыхлым светом тревожных
ламп подрагивающих над заваленными
бумагой столами когда каждый зверек
ищет тепла и непрерывна горючая лента
и пронзенное иглами холода тело снова
рассечено цезурой полдня диэрезой ночи
молочной луной восходящей над луганскими
женщинами из порночата над теми что
ищут друг друга среди лесов и полей чья
кожа позолочена светом так что чешуйки
ее ложатся на автостраду светятся как песок
чтобы снова соединиться под дрожащими
кипарисами юга пока дофамин гложет тела
авторов научных журналов и новостных лент

«Не упасть бы в эти шелка в этот…»

не упасть бы в эти шелка в этот
холод роскошный на литейном или
прямо на невском почему-то
не скрыться от топографии этой
в революционной борьбе
нет понимаю как бы и нет
пра́ва на эти слова на эти
передвижения и только сыплются
искры на обмороженные провода
да скрежещут там где-то или
нет прямо здесь фонтанчики
красного льда кто знает откуда
эти штандарты откуда несется
через просветы день и обнимает
замерзших раздавленных всех

«Король разрывов сходит с коня…»

король разрывов сходит с коня
под дождем длящимся восемь
месяцев и разворачивающийся
холод обнимает его и соцветия
плесени полыхают в замкнутых
комнатах сна
камни разбросало взрывной волной
не подойти к руинам и шаги
рассыпаются над осклизлыми
мостовыми что ты скажешь себе
среди гнили и пыли с файером
в робкой руке?
что шелестящие вверх поднимаются
обугленные широ́ты в свернутых
аллеях дождь прибивает огонь
к земле и невозможно струится между
просветами пеной рудой наше
пидорское солнце

«Звук вплетается в замирающий знак ночи…»

звук вплетается в замирающий знак ночи
под тяжелыми соснами тающими кораблями
закипает наледь заглядывают в окна
утомленные квартиранты над чистой
планетой проносящиеся в рассветном
копошении эпителия расскажи как тебя
выебали в этом переулке милые мальчики
среди разрывающей легкие весенней пыльцы
пока день переваливался через горизонт
отяжелевшим цветением разбухал оседая
на низкие горы и выплескивался на берег
где в тумане и темноте приморской цветы
и звери собирались в новый поход

«Вишня рябина волчьи ягоды для тех…»

вишня рябина волчьи ягоды для тех
кто близко живет к земле кто
умывается дождевой водой и сгорает
под солнцем прорастающие сквозь бетон
навсегда оставаясь с нами в пространстве
воска в свежесрубленных ветках почти
безымянных где набухает пшеница
где скрыто тепло и другое всё что есть
у тебя всё что выиграли мы сражаясь
в небольших городах среди пыли и мха
вечером в поле не устоять на ногах от ветра
и дыма как в полдень от пронзающих голосов
птиц от всего того что оседает на землю того
что виднеется сквозь просветы отдаленных
сосен в духоте я проснулся когда доски
скрипели и хрустело стекло рассыпанное
на полу и проходящие люди в одеждах
защитного цвета перемещались в лучах
пыли словно любовники забывшие друг
о друге среди протяженных полей

«Дочь соловья и сестра соловья…»

дочь соловья и сестра соловья
тихое тело и сон разрезающий
сон среди талой воды где
инфузории дышат где дрожат
сердца́ заключенные в колбу
ветра туч и огня
если в грязи рассвета найдется
кристалл что оживит наши флаги
то через два года взорвется солнце
и осколки его запекшиеся будем
искать мы среди темного шлака
и нефтяной золы
всё кончится через два года дети
вернутся в коконы сна и не в этот
так в следующий раз поднимется
свет от земли заискрятся волосы
зелеными волнами трав в тишине
обовьются

«В пыльных книгах…»

в пыльных книгах
они провозили слухи
их досматривали у границы
и пока он спал вокруг
скулили собаки зарываясь
в пласты препаратов так что
книжный червь заползал
ему в ухо полное пыли
и качались за окнами
быстрые льды рек
хрупкие ветви ночи
огибали его лицо
дышала земля и над ней
тревожный конвой
проносился звеня
за полчаса до границы
покрытые потом они говорили
о космических пришельцах
что непременно спасут мир
об уринотерапии о том
что корабли империи
поднимутся ввысь
нанесут последний удар

«Звезда моего государя восходит над джелалабадом…»

звезда моего государя восходит над джелалабадом
где изгибаются реки и нет ничего другого только
разморенные солнцем тела и сожженные солнцем
ракеты где плавятся черные горы в честь праздников
и пиров пылятся дворцы и плотины в склеротической
дымке подхватывающей крылья птиц там разведчик
заброшенный в тыл постепенно осознает что земля

Рекомендуем почитать
Пока догорает азбука

Алла Горбунова родилась в 1985 году в Ленинграде. Окончила философский факультет СПбГУ. Автор книг стихов «Первая любовь, мать Ада» (2008), «Колодезное вино» (2010) и «Альпийская форточка» (2012). Лауреат премии «Дебют» в номинации «поэзия» (2005), шорт-лист Премии Андрея Белого с книгой «Колодезное вино» (2011). Стихи переводились на немецкий, итальянский, английский, шведский, латышский, датский, сербский, французский и финский языки. Проза печаталась в журналах «Новый мир» и «Новые облака», рецензии и эссе – в «Новом мире» и «Новом литературном обозрении».


Ваш Николай

Леонид Шваб родился в 1961 г. Окончил Московский станкоинструментальный институт, жил и работал в Оренбурге, Владимире. С 1990 г. живет в Иерусалиме. Публиковался в журналах «Зеркало», «Солнечное сплетение», «Двоеточие», в коллективном сборнике «Все сразу» (2008; совместно с А. Ровинским и Ф. Сваровским). Автор книги стихов «Поверить в ботанику» (2005). Шорт-лист Премии Андрея Белого (2004). Леонид Шваб стоит особняком в современной поэзии, не примыкая ни к каким школам и направлениям. Его одинокое усилие наделяет голосом бескрайние покинутые пространства, бессонные пейзажи рассеяния, где искрятся солончаки и перекликаются оставшиеся от разбитой армии блокпосты.


Образ жизни

Александр Бараш (1960, Москва) – поэт, прозаик, эссеист. В 1980-е годы – редактор (совместно с Н. Байтовым) независимого литературного альманаха «Эпсилон-салон», куратор группы «Эпсилон» в Клубе «Поэзия». С 1989 года живет в Иерусалиме. Автор четырех книг стихотворений, последняя – «Итинерарий» (2009), двух автобиографических романов, последний – «Свое время» (2014), книги переводов израильской поэзии «Экология Иерусалима» (2011). Один из создателей и автор текстов московской рок-группы «Мегаполис». Поэзия Александра Бараша соединяет западную и русскую традиции в «золотом сечении» Леванта, где память о советском опыте включена в европейские, израильские, византийские, средиземноморские контексты.


Говорящая ветошь (nocturnes & nightmares)

Игорь Лёвшин (р. 1958) – поэт, прозаик, музыкант, автор книг «Жир Игоря Лёвшина» (1995) и «Петруша и комар» (2015). С конца 1980-х участник группы «Эпсилон-салон» (Н. Байтов, А. Бараш, Г. Кацов), в которой сформировалась его независимость от официального и неофициального мейнстрима. Для сочинений Лёвшина характерны сложные формы расслоения «я», вплоть до погружения его фрагментов внутрь автономных фиктивных личностей. Отсюда (но не только) атмосфера тревоги и предчувствия катастрофы, частично экранированные иронией.