Все вещи мира - [14]

Шрифт
Интервал

монотонна и неизменна обуглена и черна но любит
ее и по-прежнему вглядывается в очертания холмов
но неровны текстуры и пикселизованные облака
прерывают простор и все так же болят глаза разрываясь
как переспелые сливы

«Кожа под солнцем гор…»

кожа под солнцем гор
преображенная в новое
государство чьи границы
стерты порывами ветра
и предметы подходят к своим
краям преданные коленями
и локтями я бы выбросил
все твои вещи если бы не
находился в этом отеле
не спускался к реке где
остывают стеклянные
створки дворцов виноград
выплескивается на свободу
и ты спишь ничего не зная
о том как пролеты моста
возвышаются над цветением
о том как войско спускается
с невысоких гор к узкой реке

«Молочный смог для которого…»

молочный смог для которого
не существует москвы ее
вокзалов дорог остановок
где сходят все и транспорт
следует в парк где кверху
стремится день пробиваясь
сквозь скругленные холодом
ветви и ты призывник в тихом
морозном дворе вывернутый
наизнанку по дороге в донецк
где маленький поэт и другие
в обесточенных снах видят
себя окруженными волнами
трав устремленных к земле
под тяжестью тучного ветра

«Проемы в пространстве полные капиталом…»

проемы в пространстве полные капиталом
разрывы в брусчатке набухшие от капитала
и звезды что движимы капиталом
их шестерни их скрипящий шаг
кофейные аукционы воздушные биржи
веселые трубы заводов и скрипящий
воздух зимы шипящие вставки солнца
от которых взрывается горло
вот мое время раскалывающее льдины
на глухой и темной реке — яппи ли ты
из беркли, мышиный король из детройта
слизывающий пот с их рабочих спин
наемный работник (как я) в общественном
транспорте следящий за медленным
дымом машин — всё вернется к тебе
вместе с их голосами славящими капитал
и тепло побережья и ожоги летней воды
камни на долгой дороге их влажные
прикосновения, тихие голоса и твое тепло
превращенное в капитал

«Над зеленой водой балаклавы…»

над зеленой водой балаклавы
распускается медь мертвых
животных и темное сердце
цветет
вызревают подводные лодки
тихо падают редкие листья
так что доспехи легкой бригады
гудят
гниет виноград узловатый в долгом
свечении прорезающих рек и скользит
под пальцами грунт оставляя земле
свет
и в распавшихся связках ветра молчат
друзья и дети друзей поют о том как
над волнами сада распространяется
день

Застава ильича

тем летом поручни трамваев лоснились
от пота от удушающих облаков
от запахов где все смешаны вместе где
всё что мы ненавидим что дорого нам
как бедный убитый зверек или
кадр советского фильма
хитров переулок и сирень
пробивающаяся сквозь брусчатку
и складки камней под расцветающим
мхом вся эта злая москва тени
скомканных зданий и как он идет
под гаснущими фонарями
как расползаются вещи и нить слюны
испаряется от континентального жара
и вздрагивают саламандры в трещинах
дворцов и как мы бухаем в парке среди
соленой травы и как над нами
разверзается наша победа

«Гнойный гёльдерлин под муравьиным стеклом…»

гнойный гёльдерлин под муравьиным стеклом
из задроченной дремы получает реляции
с первой чеченской где огненна сталь ангаров
и робких гор верчение в небе бескрылом
и десятый доктор вместе с пластами вооружений
погруженный в разлом тихим воздухом дышит
свечение звезд стягивая воедино над раздробленными
материками сернистой водой и желтеющей кладкой
в протяженные сгустки и вновь растекаясь робкие
птицы в темнеющих стаях подходят к отвесному
слою магмы где короткие волны их окружают
расправляя им перья над пыльными берегами
над волокнистой листвой

«Хвала составителям воздуха…»

хвала составителям воздуха
творцам воды маленьким
человечкам в проемах
светящихся ламп трещинам
в черном льду и волнуемой
ветром реке звонким стыкам
трамваев и ему летящему
над желтоватым небом
лопасти черных туч сверкают
в его глазах белые зори омывают
его запястья запах его манит
всех беспокойных животных
страхом тоской и шумом
гудящей крови густой
и над звенящей палубой ветром
струится дождем холод его
обнимающий землю и воду
холод его растений холод
искрящихся трав затвердевающих
влажных узлов земли дышащих
там где раздробленный воздух
поднимается над планетой

«Бесконечные ветви над нашими…»

бесконечные ветви над нашими
головами и глухие взрывы вдали
как свист достигающий с разных
сторон что качает нас на руках
обнимает сквозь крови огонь
где лошади у лагуны и солнце
у входа в тоннель соединяющий
острова — я никогда не верил
что встречу их в пене ветвящихся
горных дорог что нити травы
рассекшие континент обернутся
вспышками града чтобы выпасть
дождем над донецком где мой
старый товарищ ночью дежурит
на краю невидных вершин
его тронет дождем и закружится
свет отраженный от спин лошадей
от струящихся рельс уводящих
к несжатым полям укутанным
шорохом радио где несутся
снаряды над взволнованной
волновахой и в затопленных
шахтах вспышек ищет огонь
они выйдут к тебе все вместе
с расцарапанными щеками
люди лагун песков и стерней
так что их голоса зазвучат
над травой над полями огня
отражаясь от туч и домов
ударяясь о лопасти ветра
и уже не затихнут

«Сети искусства мирное зло, песок вымывающийся…»

сети искусства мирное зло, песок вымывающийся
из плиточных стыков как песок в черноземной земле
где едет кортеж в далекий аэропорт и поэтесса
смеется над нами над нашим неловким богатством

Рекомендуем почитать
Пока догорает азбука

Алла Горбунова родилась в 1985 году в Ленинграде. Окончила философский факультет СПбГУ. Автор книг стихов «Первая любовь, мать Ада» (2008), «Колодезное вино» (2010) и «Альпийская форточка» (2012). Лауреат премии «Дебют» в номинации «поэзия» (2005), шорт-лист Премии Андрея Белого с книгой «Колодезное вино» (2011). Стихи переводились на немецкий, итальянский, английский, шведский, латышский, датский, сербский, французский и финский языки. Проза печаталась в журналах «Новый мир» и «Новые облака», рецензии и эссе – в «Новом мире» и «Новом литературном обозрении».


Ваш Николай

Леонид Шваб родился в 1961 г. Окончил Московский станкоинструментальный институт, жил и работал в Оренбурге, Владимире. С 1990 г. живет в Иерусалиме. Публиковался в журналах «Зеркало», «Солнечное сплетение», «Двоеточие», в коллективном сборнике «Все сразу» (2008; совместно с А. Ровинским и Ф. Сваровским). Автор книги стихов «Поверить в ботанику» (2005). Шорт-лист Премии Андрея Белого (2004). Леонид Шваб стоит особняком в современной поэзии, не примыкая ни к каким школам и направлениям. Его одинокое усилие наделяет голосом бескрайние покинутые пространства, бессонные пейзажи рассеяния, где искрятся солончаки и перекликаются оставшиеся от разбитой армии блокпосты.


Образ жизни

Александр Бараш (1960, Москва) – поэт, прозаик, эссеист. В 1980-е годы – редактор (совместно с Н. Байтовым) независимого литературного альманаха «Эпсилон-салон», куратор группы «Эпсилон» в Клубе «Поэзия». С 1989 года живет в Иерусалиме. Автор четырех книг стихотворений, последняя – «Итинерарий» (2009), двух автобиографических романов, последний – «Свое время» (2014), книги переводов израильской поэзии «Экология Иерусалима» (2011). Один из создателей и автор текстов московской рок-группы «Мегаполис». Поэзия Александра Бараша соединяет западную и русскую традиции в «золотом сечении» Леванта, где память о советском опыте включена в европейские, израильские, византийские, средиземноморские контексты.


Говорящая ветошь (nocturnes & nightmares)

Игорь Лёвшин (р. 1958) – поэт, прозаик, музыкант, автор книг «Жир Игоря Лёвшина» (1995) и «Петруша и комар» (2015). С конца 1980-х участник группы «Эпсилон-салон» (Н. Байтов, А. Бараш, Г. Кацов), в которой сформировалась его независимость от официального и неофициального мейнстрима. Для сочинений Лёвшина характерны сложные формы расслоения «я», вплоть до погружения его фрагментов внутрь автономных фиктивных личностей. Отсюда (но не только) атмосфера тревоги и предчувствия катастрофы, частично экранированные иронией.