Все прекрасное началось потом - [33]

Шрифт
Интервал

– О тебе, вот о чем.

Генри схватил бокал, швырнул его о пол. И на мгновение замер в неподвижности. Потом переступил через осколки и направился в спальню.

Ребекка нашла щетку и принялась собирать битое стекло. Она думала о том, что случилось. Прошло десять минут. И вот в дверях появился Генри.

Она продолжала подметать.

– Что, испугалась?

Она кивнула.

– Теперь пожалуешься мамочке, что я малость не в себе?

– Нет, – прямо сказала Ребекка, – моя мамочка бросила меня с Натали, когда нам было семь.

– Натали?

– Это моя сестра, разве я не говорила?

– Она – бросила? И вас воспитывал отец?

– Мы так и не узнали, кто наш отец. Мать никогда о нем не рассказывала, так что не было никакого уютного домика со ставнями, садовым шлангом, винным погребом и стареньким «Ситроеном». А жили мы у деда и сами заботились о себе. Потом сестра уехала с каким-то козлом на юг Франции, а я вот торчу здесь и подметаю за тобой осколки.

Генри молча смотрел на нее.

– Так что не тебе одному пришлось туго, – сказала она и расплакалась.

Генри обнял ее и осторожно повел в спальню – там они легли, провалившись во тьму.


Через несколько часов жизнь Ребекки распахнулась перед Генри, точно подробная карта.

Генри даже не догадывался, что переживала она, вспоминая те или иные события в своей жизни, но ему очень хотелось знать все-все, и это страстное желание стало началом чего-то очень важного – того, что он не ощущал ранее ни с одной другой женщиной.


Затем он заварил ромашкового чаю. Было очень поздно. Цветки размягчались в кипятке. Они неспешно пили чай с медом.

А потом они целовались. Ее ожерелье попало им между губ. На постель пролился лунный свет, очищая их бледным огнем.

Они уснули, не предавшись любви, но никогда еще они не были столь близки.

Жалюзи были открыты, по Афинам гулял сильный ветер – он врывался в спальни, вороша лежавшие на столах предметы, обвевая все и ничего, словно в поисках чего-то неопределенного, но несомненно особенного.

И вот Ребекка проснулась. И подумала, сколько же времени прошло. Она повернулась и посмотрела на спящего Генри. Его лицо казалось то смурным, то удивительно открытым, повинуясь движению ее тени.

Ребекка воображала – может, когда-то и ее мать лежала вот так же в постели с отцом, очарованная счастьем. Она представила себе, как они с Генри плавают в теплых водах Эгейского моря. Она взяла его с собой на Эгину[36]. Он держит ее за талию и ведет сквозь воду. От его загорелой кожи после плавания веет прохладой – кожа еще влажная: на ней сверкают капли моря.

Она представила себе, как привезет его к себе домой – во Францию.

Купы колышущихся на ветру деревьев.

Фруктовые сады…

Вот-вот зазвонит телефон.

Ее дед со старческой неспешностью режет лук.

За дверью – большущая сумка.

Они сидят вдвоем в саду, мечтают – может, и ее сестра приедет.

Все эти сыры, такие разные. Сливы на дереве в саду.

Потом обратный путь в Париж по шоссе А-11… Разговоры на английском в машине.

Прогулки по внутренним дворам Лувра. Ребекка всегда мечтала там побывать, но ей никогда не хватало смелости приехать в центр Парижа – вдруг она столкнется с матерью.

Хруст камушков под ногами.

Волнующая праздность.

Новые босоножки.

Холодные мраморные ступени.

Редкие облака, распушившиеся на фоне глянцево-синих сумерек.

Совместное купание в ванне в гостинице на улице дю Бак.

Ощущение чего-то большого, чего-то великого и потрясающего, подобного какому-то грандиозному историческому событию, разворачивающемуся вокруг них.

То, что происходит с одним человеком, в конечном счете отражается и на остальных. Время скрываться пришло и ушло. Ей надлежит стараться изо всех сил, чтобы научиться жить дальше.

А затем она упала…

Точно статуя, низвергшаяся с края выступа в собственное отражение, Ребекка с головой погрузилась в море сна.

Глава двадцать шестая

Наступило утро – как другая жизнь.

Тронутые недвижным ярким светом, занавески будто застыли.

От давешних ее раздумий не осталось и следа: их словно смыло потоками сна.

Она проснулась в охваченной огнем комнате – в проблесках утра. Генри лежал на животе, руки его покоились на простыне.

Потом его глаза открылись.

Он посмотрел на нее – но не улыбнулся.

– Ты здесь, – проговорил он.

– Я?

– Я ждал.

Ребекка положила ладонь ему на лоб.

– Ты все еще видишь сон?

Генри быстро сел.

– Что тебе снилось? – спросила она.

– Не помню, – ответил он.

– Что-нибудь плохое?

– Не помню. Забыл.

– Если плохое, расскажешь?

– Да, само собой.

– Во сне мы переживаем странные чувства, – сказала Ребекка, отворачиваясь. – Интересно, будем ли мы чувствовать то же самое, когда умрем.

Было еще очень рано – спешить было некуда.

Они сели на «Веспу» около девяти и вскоре влились в транспортный поток – он нес их мимо громад жилых и заводских застроек, под облезлыми мостами, мимо кладбищ ржавых автомобилей, недосягаемых фруктовых садов, лепящихся к каменистым выступам. Наконец, дорога вынесла их на открытый жаркий простор, где были только песок и опаленные зноем деревья.

Ребекка уткнулась головой в спину Генри. Она чувствовала дрожь мотора, передававшуюся через его тело. Она чувствовала смертельную усталость. Ее неумолимо клонило в сон.


Еще от автора Саймон Ван Бой
Тайная жизнь влюбленных

Любовь удивительна во всех своих проявлениях — к детям и родителям, супругам и друзьям, к тайным и недостижимым увлечениям. В книге Саймона Ван Боя «Тайная жизнь влюбленных» очень тонко и порой с неожиданной стороны исследуется это многогранное чувство. Сборник включает в себя лучшие рассказы автора, за которые он был удостоен престижной премии «Frank O'Connor International Short Story Award». «Маленькие птички», «Мир смеется цветами», «Портрет художницы, погибшей во время землетрясения» и другие истории — это настоящий манифест любви и дань уважения людям, которые, несмотря на жизненные потрясения, сохранили мир в душе и способны находить поэзию и красоту даже в обыденности.


Иллюзия разобщенности

Случайная встреча во Франции молодого немецкого дезертира, единственного выжившего в своем подразделении, и сбитого американского летчика свела воедино несколько судеб (и даже поколений). Наши жизни подчас переплетены самым невероятным образом. Все мы связаны между собой призрачными нитями, но не каждому выпадает шанс это прочувствовать. Как же очнуться от всеобщей иллюзии разобщенности? Кто сможет нам в этом помочь?


Любовь рождается зимой

«Любовь рождается зимой» – сборник удивительно красивых импрессионистских историй, которые в деликатной, но откровенной манере рассказывают о переживаниях, что коснулись однажды и самого автора. Герои этой книги – фланеры больших городов. Пережив в прошлом утрату, они балансируют на грани меж меланхолией и мечтой, а их любовь – это каждый раз причуда, почти невроз. Каждому из них предстоит встреча с незнакомцем, благодаря которой они пересмотрят свою жизнь и зададут себе важной вопрос. Каким бы стал этот мир – без них?


Рекомендуем почитать
Нетландия. Куда уходит детство

Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.


Человек на балконе

«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.


Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Блабериды

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.


Офисные крысы

Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!