Роскошная обстановка сверкает серебром полированных хромированных деталей, блестит черным и белым. Мы находимся в дорогом ресторане в центре города, и я повсюду вижу свое отражение — на стенах, на полу, в тарелках и блюдах, даже в глазах обслуги. Передо мной запеченная в гриле меч-рыба с картошкой за двадцать пять долларов, девятидолларовый креветочный салат, в котором всего лишь четыре креветки — в этом кичливом месте следят за тем, чтобы у них не были выколоты глаза-бусинки. Нас около пятидесяти. Мы рассажены за длинные прямоугольные столы по пятнадцать человек. Вилли Листер сидит прямо напротив меня, вливая в себя белое вино бокал за бокалом. Его широкий покатый лоб блестит от пота.
Внезапно от стола для важных персон доносится стук вилки по тарелке, призывающий к тишине. Нэп Хотчкис (женщина с бесконечно длинными ногами, но с лицом и ушами гончей) встает и произносит тост, держа в руке сплошь исписанный блокнот марки «Филофакс», который кажется продолжением ее левой кисти.
— Давайте все выпьем за Джеки и пожелаем ей море удачи, — говорит она.
Мы поднимаем наши бокалы:
— Удачи, Джеки. Море удачи.
Чуть позже Байрон Пул, художественный редактор, и один из его гермафродитных помощников, перемазавшиеся губной помадой, надевают парики. Они, сильно фальшивя, поют песню из «Белого Рождества» — любимого фильма Джеки Вутен.
— Который из них изображает Розмари Клуни[1], а который — Вирджинию Майо? — шепотом спрашиваю я Вилли.
— Ты имеешь в виду Веру-Элен, — также шепотом отвечает мне Вилли. Он прав.
Подают кофе и десерт. Во главе «важного» стола поднимается, пьяно покачиваясь, Бетси Батлер, поправляет на переносице семисотдолларовые очки и стучит ложечкой по бокалу. Стоящий в зале гул переходит в сдержанные покашливания.
— Как все вы знаете, — произносит наша заместитель главного редактора, — это последний день Джеки Вутен с нами… она переходит в более престижное, но, надеюсь, не лучшее место…
Спич продолжается, слушать это невыносимо, но я просто впитываю каждое слово. Джеки Вутен повысили, сильно повысили, переведя с должности помощника редактора «Ит» на должность старшего редактора «Ши»: это как если бы пятиклассника перевели сразу в выпускной класс. Такой прыжок, в стиле Боба Бимона[2], заставляет меня ощущать себя полным ничтожеством. Бетси продолжает: Джеки, мол, была этим, Джеки сделала то, она так много значит для нас… бла-бла-бла.
— Вот, Джеки, мы тут все скинулись и решили сделать тебе прощальный подарок…
Джеки поднимается и принимает из рук Бетси небольшую коробочку, обтянутую светло-синей тканью.
Джеки проработала с Вилли Листером почти пять лет. Все это время они просидели друг напротив друга — на расстоянии плевка. Наша коллега худая, как швабра, и губы у нее едва видны. Она училась в Маунт-Холиок[3], и ее отец был известным педиатром, которого я, судя по тому, что о нем говорили, не подпустил бы ни к одному ребенку ближе чем на десять шагов.
Джеки тридцать один год, и ее карьера на взлете. Мы с Вилли остаемся позади глотать пыль, пропахшую ароматом ее «Шанели».
Она говорит, что очень хотелось бы поблагодарить нас каждого в отдельности, но время не позволяет ей сделать это. Время позволяет ей, тем не менее, поблагодарить каждую особо важную персону: Регину, Бетси, Байрона и прочих. Она открывает коробку — там лежит золотая настольная табличка от Тиффани: «ДЖЕКИ ВУТЕН, СТАРШИЙ РЕДАКТОР…» Черт возьми! Этот сувенир стоит более пятисот баксов.
— Какая прелесть! — произносит виновница торжества взволнованным мелодраматическим голосом, который наводит на мысль, что даже если ей это и нравится, то нравится не очень.
У меня нет ничего, что стоило бы дороже пятисот долларов, разве что только квартира, в которой живу.
Официальная часть завершается. Люди подсаживаются за чужие столы или сидят развалившись на стульях, сытые и утомившиеся.
Красотка Марджори Миллет совершенно одна тихонько выскальзывает в двери, и я думаю, что стоило бы последовать за ней, но мне не хочется. Или, может быть, хочется.
— Я буду скучать по тебе, Зэки, — говорит Джеки, когда подходит попрощаться.
Я отвечаю, что тоже буду скучать по ней и что было здорово работать вместе.
— Тебя ждут великие дела, — добавляю я если уж не совсем надломленным, то сильно расстроенным голосом.
Тем не менее я предлагаю ей иногда встречаться за ланчем, на что получаю утвердительный кивок. Прощальные объятия лишь подтверждают мои догадки, что Джеки Вутен на ощупь — настоящий скелет.
На следующий день мы сидим с Вилли в офисе… Я занял место напротив Вилли за бывшим столом Джеки. На нем теперь ничего нет: ни маленького круглого зеркала, в которое она смотрелась каждые полчаса, проверяя свой макияж, ни всегда до блеска начищенной серебряной вазы, в которую она смотрелась каждые пять минут, поправляя прическу.
— Уже известно, кто будет вместо нее? — спрашиваю я Вилли.
