Все прекрасное началось потом - [30]

Джордж разделся до трусов в тонкую полоску, оставшись в черных туфлях, черных же носках на подвязках. Генри раскрыл маленькую железную коробочку с красным крестом на крышке и достал оттуда салфетки, марлю, тампоны и дезинфицирующее средство. Затем осторожно ощупал ногу Джорджа – в том месте, где у него была ссадина.

– Как ни странно, имеется только припухлость, и то весьма незначительная, – сказал Генри. – Так что, рентген, думаю, не понадобится, если, конечно, вы не скрываете травму посерьезней.

– Травму посерьезней?

Генри пристально взглянул на него.

– Джордж, у вас что-нибудь серьезно болит?

Джордж задумался.

– Вроде нет.

– Тогда я просто промою рану и забинтую.

– Где вы научились таким делам? – спросил Джордж.

– Два года изучал тело человека в медицинском колледже.

– Значит, вы можете и кое-что больше, не только оказывать первую помощь.

– Да, могу… – сказал Генри, подумав, что профессору, к примеру, нравились его шуточки.

Когда Генри перевязывал ему колено, от прикосновения его рук у Джорджа перехватило дыхание. Руки у Генри были такие мягкие, что Джордж сразу весь обмяк и вдруг почувствовал, как у него закружилась голова… – через мгновение он, не помня себя, погрузился в сон.

А когда открыл глаза, то увидел, что Генри сидит на приставленном к дивану стуле и смотрит на него в полном изумлении.

– И что же вам снилось? – спросил Генри.

– Я даже не помню, как уснул, – проговорил Джордж, пытаясь сесть.

Генри включил несколько торшеров и пошел заварить кофе по-гречески на ржавой профессорской плитке. Когда кофе был готов, Генри достал бутылку профессорского односолодового виски и плеснул немного в обе чашки с кофе.

– Вы здесь случайно не от американской археологической школы? – тихо осведомился Генри.

– Нет, – сказал Джордж. – Я только пару лет назад закончил университет и собираюсь вот писать докторскую.

– А где жили в Америке? – полюбопытствовал Генри.

– В округе Моррис, Кентукки, – сказал Джордж. – Сначала. Места там чудесные, если любишь леса и луга.

Генри попросил Джорджа рассказать о себе подробнее. Джордж говорил тихим голосом. Генри закрыл глаза, пытаясь представить себе качающиеся деревья, прозрачные реки… и лето – нестерпимый зной и непроницаемые, будто зажатые в кулак зеленые дебри.

– Прямо как в раю, – отозвался Генри.

– И то верно, – согласился Джордж. – Только детство я в основном провел в интернате на Северо-Востоке[31].

– Неужели и в Штатах есть интернаты? – удивился Генри.

– Ну да, – сказал Джордж. – С формой и все такое прочее.

Генри показал на лодыжки Джорджа.

– Мне нравятся ваши носки на подвязках. У меня тоже есть такие.

Джордж попросил еще глоток виски.

Генри сходил за бутылкой, снова присел рядом с диваном. Сделал глоток и передал бутылку Джорджу, который тут же к ней припал.

– Так чем вы тут занимаетесь, Джордж?

– Помимо того, что пью и страдаю?

– И попадаете под машины, – прибавил Генри.

– Я исследую обширное поле древних языков.

– Занятно, – вдруг посерьезнев, пробормотал Генри. – Хотите, кое-что покажу?

Он бросился к столу профессора, схватил копию надписи с профессорского диска.

И протянул листок Джорджу.

– Вам это что-нибудь говорит?

Джордж с минуту пристально разглядывал надпись.

– Честно?

– Да, честно.

– Ничего, – сказал Джордж.

Генри расстроился.

– Язык, похоже, лидийский, – продолжал Джордж. – И перевести будет сложновато.

Дневной свет мало-помалу сгустился, обретя оттенок позолоты, а Джордж с Генри все копались молча в древних словарях, тщетно стараясь перевести текст к возвращению профессора.

Генри включил радио – и перелистывал страницы уже в такт потрескивания La Fedeltà Premiata[32]. От дела Джордж и Генри отрывались, только чтобы перекурить и выпить кофе.

На перевод у них ушло бы куда меньше времени, если бы они не отвлекались на не имеющие отношения к их изысканиям разделы в словарях и не зачитывали оттуда выдержки, которыми им непременно хотелось поделиться друг с другом.

Интересные, по разумению Генри, фразы и статьи Джордж переписывал в свою оранжевую записную книжку.

Джорджу нравилось зачитывать вслух свои отступления, не отрывая взгляда от страницы.

Генри слушал. Голос Джорджа заставлял его как будто воспарить над своей жизнью.

Когда он открыл глаза, декламация прекратилась.

– Мы как братья, когда-то давно потерявшие друг друга, – сказал Джордж.

Когда через час нагрянул профессор, он застал такую картину: Джордж и Генри мирно спали на диване. Джордж сидел прямо, а Генри слегка привалился на него, склонив голову ему на плечо вместо подушки.

Джордж очнулся первым. Профессор надменно посмотрел на него. В руках он держал переведенный листок Джорджа, который Генри прикнопил к двери.

– Надеюсь, Джордж, – сказал профессор Петерсон, раскуривая трубку, – на завтра у вас нет никаких планов.

– На завтра?

Тут очнулся и Генри.

– Думаю, вы будете не прочь взглянуть на раскоп, где вам отныне предстоит трудиться, – заключил профессор, выпустив клуб дыма.

Зашипел табак.

– Где мне предстоит трудиться? – озадаченно повторил Джордж.

– Отлично! – сказал профессор Петерсон. – Вот и договорились. Добро пожаловать в нашу компанию!

Глава двадцать четвертая