Все не так - [2]

Молодая продавщица в бойком месте — фигура заметная. Окрестные продавцы, вокзальные кассиры, водители автобусов, контролеры и таксисты всегда точно знали, во сколько Санька закрылась на обед, сколько пирожных купила, кто и во сколько к ней заходил. Внезапно переместившись из унылой квартиры, где ее собеседником был толстый белый кот Филя Третий, в гущу автовокзальной жизни, Санька сначала растерялась, потом освоилась и даже втянулась. К ней зачастили одни и те же мужские лица, в основном местные работники. Конечно, это было все не то: ну какие ухажеры из этих водил и ларечников? Те, что поприличнее в общении, мордой не вышли или слишком старые; те, что помоложе и посмазливее, — хамы и тупицы. Но все равно приятно, как ни крути, что за день в окошечко заглядывают пять-шесть лиц с умильными улыбками и глупыми предложениями. «А я ничего, — думала Санька, крутясь перед большим зеркалом. — Конечно, если б ноги подлиннее, как у Машки… Зато у меня талия тоньше и совсем нет живота!»

В один дождливый сентябрьский вечер Санька рассчитала одинокого покупателя, посидела немного, зевнула, посмотрела на будильник. До закрытия еще полтора часа, ну ладно, час, в такую непогоду можно и пораньше. Только бы дождаться последнего автобуса, авось чего-нибудь и купят. Хотя вряд ли. А больше и не будет никаких автобусов, только ночью. Санька еще раз зевнула, взяла карандаш, папины черновики, которых он притащил целую стопку, и принялась рисовать. Темы ее рисунков нисколько не изменились за последние десять лет. Это по-прежнему были лошади, колдовские леса, озера с лунными дорожками, прекрасные дикарки и стройные юноши в доспехах и без оных. Да и техника особо не изменилась, разве что рука чуть тверже стала.

За окном бесновался ливень, а внутри жарко грел калорифер и мирно тикали часики. Санька тщательно выписывала лицо мужчины. Вернее, нижнюю половину лица, верхнюю закрывал капюшон. Про себя она обозвала мужчину «монах-воин», от этого сочетания сладко замирало сердце. Полюбовавшись наброском, она принялась старательно накладывать тени вокруг тонкого носа, резче обозначила ноздри, заставила их трепетать. Наметила легкие складочки в углах волевого, сжатого рта. Подумала и легкими штрихами обозначила ямочку на твердом, но изящном подбородке. Краем глаза уловила свет фар в окне. «Ага, последний пришел», — отметила Санька без особого энтузиазма и снова углубилась в изучение нарисованного лица.

Тут в окошко постучали, она подняла глаза и застыла. Вплотную к мокрому стеклу прильнуло живое лицо монаха-воина, наполовину скрытое капюшоном. Онемев, она наблюдала, как задрожали точеные ноздри тонкого носа, как дернулся и недовольно сжался волевой рот, но окончательно ее добила ямочка на подбородке. Из оцепенения вывел новый требовательный стук в стекло. Санька поднялась на ватные ноги и распахнула оконце. Незнакомец просунул в него голову, сдернул капюшон и сказал:

— Извините, что напугал. Мне, пожалуйста, пачку «Мальборо-лайт» и «Стиморол».

Рот из волевого превратился в нежный, мягкий, с пухлыми, почти детскими губами. А глаза — такие большие, синие и чистые. Саньке вспомнилось из какой-то книги: ясноглазый. Точно, про него.

— Какой «Стиморол»?

— Ну, не знаю… Зеленый.

— Зеленых не бывает.

— Красный? Синий?

— Красно-синий.

— Давайте. Не подскажете, где ближайший телефон?

Валера нервничал. Артур обещал встретить его на машине, чтобы отвезти в какой-нибудь тихий ресторанчик и обсудить результаты поездки. Результаты были неплохими: ему удалось договориться с фабрикой о закупке мелкооптовых партий канцтоваров по приемлемой цене. Валера и Артур вместе закончили юридический факультет и жутко этим гордились. Еще бы: самый престижный факультет, без мохнатой лапы не пролезть. Мохнатая лапа была и у того, и у другого. Не то чтобы супермохнатая — тогда бы они замахнулись на какой-нибудь столичный вуз. Их отцы были чиновниками чуть выше средней руки, матери — средней руки чиновницами. Они росли единственными детьми в своих семьях, читали одинаковые книжки, имели схожие музыкальные пристрастия. Вполне прогнозируемо подружились, по-доброму, без соперничества. Оба защитились с красными дипломами и пошли работать в юротделы разных, но очень похожих банков. Поработав с год, разочаровались в юриспруденции и решили организовать свой бизнес. Тут, очень кстати, банк, в котором трудился Артур, лопнул, и он заработал небольшую сумму, участвуя в придуманной своими коллегами взаиморасчетной схеме. Все было вполне легально: должники банка (из сознательных) возвращали деньги тем, у кого деньги в этом банке зависли, через посредничество начальника юротдела. Начальник был нормальный парень, посредническим процентом со всеми остальными юристами делился, благодаря чему Артур немного разбогател.

Валера, чей банк пока жил и процветал, занял деньги у родителей, и они решили продавать канцелярщину (как-то интеллигентнее, чем сосиски). Валера ездил прощупывать почву. Теперь дело оставалось собственно за покупкой. Артур должен был договориться о сбыте. В планах у них был магазин, но пока они решили раскидывать товар мелкими партиями, чтобы немного встать на ноги. Безусловно, то, что Артур вложил в дело свои кровные, ставило его немного выше Валеры с родительским капиталом. Но Валера был не против, он уважал Артура за оборотливость, которая была видна еще в студенческие годы. В конце голодных восьмидесятых, больше из тяги к приключениям, чем от нужды, они возили из Литвы сахар и без проблем, благодаря Артуровой ловкости, сбывали его на рынке. Валера имел скорее аналитический склад ума, очень уважал комфорт и спокойствие, поэтому был вполне согласен с создавшейся расстановкой сил: смелый и решительный Артур — директор, спокойный и рассудительный Валера — заместитель, готовый всегда трезво оценить ситуацию и дать мудрый совет. Что, разумеется, не освобождало его от обязанности ездить в командировки.