Два раза в год над моим домом пролетают дикие гуси: поздней осенью и в начале лета. Они заявляют о себе громким гоготанием. Их сотни, они появляются отдельными стаями, может, даже тысячи, они летят ровным строем, в форме буквы V, самый сильный гусь в острие клина, или вытягиваются в цепь. Они летят на высоте тысячи метров с мест своего гнездования в Сибири к зимовьям в низовьях Рейна или дальше, на юг.
Это трогательное, прекрасное зрелище. Услышав гоготание, чаще утром или ранним вечером, я все бросаю и бегу к окну или во двор: вот они приближаются, сильные большие птицы, они знают, где их цель, совершают свое трудное путешествие, летят, зовут, открывая мне, как прекрасна жизнь. И верхом на переднем все так же сидит маленький Нильс Хольгерсон.
В годы, когда я пропускаю их полет, у меня все идет не так.
Мы были молодыми и влюбленными и жили в палатке во Франции, на берегу моря, это был семидесятый год. Маленький крестьянский паренек Яник приходил к нашей палатке каждый день. Ему нравились наши длинные волосы, наш хипповый прикид, сигареты, которые мы курили. Под нашим контролем он сделал свою первую затяжку, мы дали ему посидеть за рулем, читали ему немецкие стихи, научили плавать. Вечерами он сидел у нас, и мы вместе слушали по транзистору Роллингов — «You can’t always get what you want»[1]. Когда отец-крестьянин побил его, и он плакал, мы поговорили с отцом.
Это было чудесное беззаботное лето.
Через полтора месяца мы уехали. Некоторое время мы вспоминали маленького, чуткого Яника, а потом позабыли о нем.
Больше чем двадцать лет спустя мы поехали по тем же местам, по старым следам нашей жизни. Мы опять купались в море, посетили то же место и кабачок, навестили крестьянина. Он уже умер, но жена была жива и у нее как раз гостил Яник. Он превратился в молодого красивого мужчину, жил в Париже и работал водителем метро. Он нас обнимал и плакал, он все время нас вспоминал, сказал он. Мы тебя тоже, соврали мы. И он показал нам фото своих двоих детей. Мальчик и девочка. У них были наши имена.
