Все наши вчера - [3]

Я достала листок и впервые рассмотрела его как следует. Камера вокруг меня превратилась в вакуум. Я попыталась вдохнуть и обнаружила, что не могу этого сделать, как будто весь воздух улетучился.

Листок был почти полностью исписан. Одни строчки были написаны ручкой, другие – карандашом. Верхние настолько поблекли от времени, что их трудно было прочитать, а нижние казались написанными недавно. Все предложения, кроме самого нижнего, были аккуратно перечеркнуты.

В самом верху, знакомыми заглавными печатными буквами было написано какое-то имя, а строчка внизу была темной и жирной, как будто писавший сильно надавливал на ручку.

Этим писавшим была я.

Я никогда в жизни не видела этого листочка, но почерк точно был мой: моя прописная «е» среди прочих печатных букв, моя наклонившаяся «к» и слишком тощая «а». Я опознала его нутром, как телефон, зазвонивший в другой комнате.

Меня затрясло. Здесь и сейчас, письмо, которого я совершенно не помнила, означало что-то очень странное.

Но последняя фраза заставила меня поковылять к туалету в углу камеры.

«Ты должна убить его».

Два

ЭМ

Меня выворачивало наизнанку до тех пор, пока до желудка не дошло наконец-то, что он уже пуст. Потом я прижалась лбом к холодной стене и вытерла рот рукавом.

«Ты должна убить его».

Даже закрыв глаза, я все равно видела эти слова. Их словно выжгло у меня внутри, но я не могла принять их. Должен существовать какой-нибудь другой способ. Я не настолько безжалостна.

Пока еще не настолько.

В дальнем конце коридора щелкнул замок двери. Кто-то шел сюда. Я выпрямилась и метнулась к сливу. Трудно сказать, что сделает доктор, если обнаружит, что я влезла туда – а уж если он увидит этот листок!..

От этой мысли кровь в моих жилах заледенела.

Неловкими руками, поспешно, я разломала ложку на несколько частей и сбросила их в сток. Я уже слышала стук тяжелых ботинок по цементу. Я прижала решетку к стоку и пристроила шурупы обратно, насколько это возможно было сделать, имея из инструментов лишь пальцы и ногти. Потом я подхватила полиэтиленовый пакетик и листок бумаги и кинулась на койку. Только я успела сунуть свою находку под матрас, как в окошке двери показалось лицо Кесслера.

– Где ложка? – спросил он.

Ну зашибись. Кесслер совсем не так глуп, как я надеялась.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – сказала я, равнодушно запрокинув голову. Я заставила себя дышать спокойно, хотя легкие мои готовы были лопнуть, так их жгло от напряжения.

Кесслер повернул голову вправо, советуясь с кем-то, невидимым мне. Этот кто-то был не в военных ботинках, поэтому я не услышала его приближения. Я почувствовала, как в тапках скрутило пальцы ног.

Кесслер повернулся обратно ко мне.

– Мы знаем, что она у тебя. Давай ее сюда.

Ну, теперь это все равно не вариант. Мне пришлось бы вылавливать обломки из стока, и они тогда всю камеру перевернут в поисках того, что я прячу. А если они найдут тот листок бумаги с перечнем угроз, написанных моей рукой, мне конец.

И кроме того, я никогда ничего не отдам этим людям, какую бы мелочь они ни просили.

Я закинула руки за голову.

– Отцепитесь.

– Детка, это всего лишь пластиковая ложка. – А вот это уже доктор, я слышу его приглушенный голос из-за двери. – Что ты собираешься ей делать, вырыть подземный ход отсюда?

При звуке его голоса я вскочила.

– Иди к черту!

– А? – Это уже Финн из вентиляционного отверстия. – Что происходит?

– Последний шанс.

Я плюнула в окошко в двери. Меня трясло от бешенства. В любую секунду дверь может распахнуться, доктор войдет сюда, и начнется какой-нибудь новый кошмар. И все из-за пластиковой ложки. У меня даже ноги дрожали, так мне хотелось кинуться бежать, да вот только некуда было бежать.

Ну и ладно. Я способна с этим справиться.

– Откройте, – сказал доктор.

Я услышала звук ключа, поворачивающегося в замке, и громыхание отъезжающей двери – но не моей. Понимание пришло ко мне на секунду позже, чем следовало бы.

– Нет! – Я врезалась в запертую дверь и замолотила по ней кулаками; металлическая дверь гулко загрохотала. – Оставьте его в покое! Финн!

За стеной Финн вскрикнул от боли. Я услышала тихое шипение электрошокера военного образца. Доктор предпочитал пользоваться им, чтобы не пачкать руки. У такого шокера имелся набор настроек, и некоторые из них способны были лишить человека сознания или даже вызвать мгновенную остановку сердца. Я испытала на себе первое и видела второе. Мысль о том, что сейчас эту дрянь применяют к Финну, сводила меня с ума. Я снова и снова кидалась на дверь, выкрикивая его имя.

Доктор снова заглянул в окошко, и я отскочила, словно испугалась, что он протянет руки прямо сквозь стекло и схватит меня за горло. Правда, ему этого и не требовалось. От одного вида его лица у меня возникало ощущение, будто он вытягивает из меня жизнь.

– Ты можешь прекратить это в любой момент, – сказал он. Он выглядел точно так же, как и всегда. Я сомневалась, что узнаю себя в зеркале, а его время не касалось. В его голосе зазвучало некое подобие доброты. – Просто отдай мне ложку.

Я уставилась на него. Глаза жгло, и все перед ними расплывалось. Финн стонал от боли, а я ничего не могла сделать, потому что эта бумажка стала бы приговором для нас обоих. Я сглотнула и почувствовала во рту привкус желчи.