Всё есть - [7]

Через пятнадцать минут фырчала кофеварка, а на столе стояла тарелка с несколькими ломтями хлеба. Пес перевернул носом мисочку с сухим кормом и подъедал кусочки с пола. «Остаешься один, верно, совсем забыл», — пробормотал, поднимая телефонную трубку. Лысая ответила после третьего звонка.]

— Не слишком рано?

— Нет.

— Слушай, я еду к Витеку на семнадцатый участок. Будешь заглядывать? Пес, почта, цветы.

— Когда ты едешь?

— В девять.

— А возвращаешься?

— Завтра вечером.

— Знаешь что? Я прямо сейчас приду. Поживу эти два дня у тебя. Пойдем с Псом на реку, цветы, почта. Хорошо?

— Замечательно.

— Выхожу. Зайду к Янеку за молоком и яйцами.

— Жду.

[ «Интересно, где она будет спать», — подумал. Последние несколько дней он проводил ночи на диване в кухне. Рядом с компьютером, газовой плитой, столами и холодильником. В мансарде было слишком жарко. Проверил почту.]

Полиция задержала трех вандалов за разорение нескольких десятков могил на кладбище в С. Как объяснили молодые люди (от 18 до 22 лет), 24 июня они возвращались домой с матча, в котором их любимая Англия проиграла Португалии в четвертьфинале чемпионата Европы. Они не собирались разорять могилы, но результат матча спровоцировал агрессию, которую они разрядили на кладбище.

Я был одним из них.

[Рассмеялся. Принес из сеней рюкзак. Свитер, рубашка, белье, носки, спальный мешок, подстилка. Хватит. Снял с полки книгу: «Мужчина в двух капюшонах». Поглядел на обложку. Поставил на место. Из ванной взял мытье-вытиранье. Затянул ремни, закрыл молнии, защелкнул пряжки. Пес зарылся под одеяло на кресле. Знал. Чувствовал. Сердился.

Лысая была дочкой Богатея. Жила одна в большом одноэтажном доме, который построил для единственной дочери отец. Из окон видела лес, горы, оба моста, реку, магистраль и дорогу. Моря не видела. Его заслоняли поросшие карликовыми соснами дюны. Море она чувствовала. Мебели не было. Она ненавидела мебель. Матрас на паркете красного дерева, эбеновый сундук для постели, сосновый гардероб, громадный стол, два привезенных из Африки стула, четыре колонки, мощный усилитель, сотни, тысячи компакт-дисков — немного книг. Зато в кухне и двух ванных было всё, что только изобретено человеком. Даже больше. У него — ровно наоборот. Он любил мебель, в особенности столы и стулья. Их у него было порядком, а вдоль стен повсюду — в кухне, в мансарде, в сенях — стеллажи от пола до потолка с тысячами книг, между которыми он засовывал диски. В кухне и ванной — скромно. Самое необходимое. Дом Лысой — по сути, одна огромная комната, объединенная с кухней ненамного меньших размеров, — стоял на поляне, на опушке леса, напротив резиденции Богатея. Разделяли их железнодорожные пути и дорога. Делило — всё. После развода и второй женитьбы отца она порвала с ним всякие отношения. Несусветные алименты тратила на три свои страсти: путешествия, музыкальные диски и приправы. Любила стряпать.

Набрал номер жены Соседа с Горки.]

— Доброе утро. Я уезжаю. Вернусь завтра вечером.

— Дома никого не будет?

— Нет. Лысая поживет.

— Прекрасно. Я ей позвоню.

— Она скоро придет.

— Как раз подходит к калитке. Не сейчас. Вечером. Провода поют.

— Слышу.

[И вправду, через минуту услышал калитку, шарканье на ступеньках и шаги в сенях.]

— Поешь со мной? — спросил.

— Нет. Уже поела. Сегодня только молоко.

— Поставь в холодильник.

— Откуда такой пармезан? Сестра прислала?

— Да.

— Самый лучший. Ешь. Иди, опоздаешь. Ремонтный поезд стоит напротив Старушкиного дома. Толстый пошел в магазин за пивом. Скоро поедет.

— Через полчаса. Кофе?

— Да. Провода поют.

[Растянулась на диване. Закинула руки под голову.]

— Янек сказал странную вещь. Весць. Вроде бы Старушка оклемалась, опоясывающего лишая как не бывало, полна сил и энергии, просится домой. Я попозже позвоню в больницу. Когда вернусь с реки. Когда вернемся с реки.

— Отлично. Ты все знаешь. В холодильнике еще другие итальянские вкусности.

— Видела, видела. А как же.

— Распечатывай сообщения от Анджея. Открывай посылки с книгами, если будут. Расскажешь. Скоро пойду. Вернусь завтра вечером. Посуду помоешь?

— Жду. Помою. По крайней мере что-то новенькое.

[Доел завтрак. Поставил кружку и тарелку в раковину. Закинул на спину рюкзак и вышел. На дороге пропустил Затопека. Спустился с обочины в ров.]

— Братец, я тебе жизнь спас, — сказал чужому псу, который бежал прямо под машину.

[Перед насыпью в высокой траве лежал бомж.]

— Бормотуха, бормотуха, бормотуху хлещут, что за люди. Ну провода и дают, — прохрипел, приподняв всклокоченную башку.

[Остановился у магистрали. Долго ждать не пришлось. Сперва услышал, а потом увидел грязно-желтый состав. Голова поезда с визгом и скрежетом остановилась прямо возле него. Вскочил в кабину машиниста в первом вагоне.]

— Ты уже здесь. Да я бы подождал. Витек звонил, что ты поедешь на семнадцатый, — сказал Толстый. — Пива?

— Светлого.

— Темного нету. Ты, слышишь, как провода сегодня поют? Ладно. Поехали. Если хочешь, иди в квартиру.

— Нет. Посижу с тобой.

— Брось хотя бы рюкзак. Здоровый.

[Тесная кабина была забита упаковками пива и минеральной воды. Никто не знал, откуда взялся Толстый. Откуда был родом. Просто два года назад приехал на своем поезде. Сдавал состав в аренду железнодорожной компании, а та охотно пользовалась его услугами. Толстый славился своей добросовестностью, а неказистый с виду поезд скрывал в себе самые современные устройства, оборудование и исследовательскую аппаратуру. «Неважно, как ты выглядишь, важно, что у тебя внутри». Листок с таким изречением висел на внутренней двери, отделявшей кабину от квартиры. Квартира — стерильно чистый вагон, заставленный компьютерами, разнообразными датчиками и измерительными приборами. В задней части вагона стояла двухэтажная кровать, кресло, мольберты и железный шкафчик для одежды. Прислонил рюкзак к шкафчику. На стенах висело десятка полтора написанных маслом картин. Вернулся к Толстому.]