Все, что мне дорого. Письма, мемуары, дневники - [6]

Шрифт
Интервал

Мы – монахи. Пишем список… Когда-нибудь востребуют. Люди должны знать, хоть и без того догадливы, кто и как ими правил. Распутиных на Руси еще хватит.

* * *

25 МАРТА

Пока я пребывал два дня в Женеве, такой голубой, сверкающей озером и горными вершинами, ублаженной ласковым ветерком и украшенной цветущими деревьями, в Москве (об этом сообщил мне дипломат Ермаков) сменилось ВСЕ правительство. А новое возглавил сам Ельцин.

Думаю, я оценил правильно: монарх решил навести порядок. Шантрапа из подвала, из-за спины, конечно, лезла с советами, но – сам. Единственная личная моя радость: слетел Куликов. Но скинули (для параллели) и Чубайса, а это для России – крушение. И новая перестройка, она же надстройка, она же стройка, надолго выведет из строя управление страной.

С точки зрения тоталитарной все сделано правильно. Еще Джугашвили использовал возможность держать всех в руках с помощью условий, при которых нельзя ни за что быть спокойным. Сегодня у тебя все, а завтра – ничего, а сам ты уже говно. Борис Николаевич проявил себя и здесь как хозяин. Стукнул кулаком по столу и велел делать по-другому. Но и за этим проглядывает все та же шантрапа. Им выборы не нужны, они станут говном. Им нужна власть. И они ведут к ее захвату, используя президентские возможности.

А у нас снимают Иванушкина. (Начальник Управления по вопросам помилования Администрации Президента РФ. – М.П.) Поставят своего, и конец нашей Комиссии.

Поставили Митюкова – говорят, человек Рыбкина. А Рыбкин – человек Березовского. Будто бы Митюков отказался от поста замминистра, который ему предлагали. Пока лишь приветливо улыбается и как-то слишком внимательно смотрит в лицо.

И вот уж ГПУ (Государственно-правовое управление Администрации Президента РФ. – М.П.), наш злейший сосед, с которым живем через стенку, а ведем переписку чуть ли не через Штаты, разродился письмом ихнего Орехова на наш проект Положения о Комиссии; мало того что они молчали полтора года, блокируя последний вариант, так еще с ходу начали врать, что у нас с ними такие расхождения, что необходимо совещание всех заинтересованных лиц!

Претензии их вкратце можно суммировать так:

Мы подменяем Президента. Мы слишком много милуем (помилование – дело исключительное). Подавать прошение может лишь сам осужденный. (На Западе – любой человек за него, даже не родня!) Да и вообще Комиссия подстроена под Председателя, это плохо, а поэтому ее будущий состав должен предлагать Глава Администрации. А не я. Списочек-то будут для него готовить опять же в ГПУ…

* * *

После моего интервью в «Общей газете» в начале июня, где я открыто рассказал об издевательствах над Комиссией (хотя девка много напутала и не дала даже прочесть верстку!), Лева Разгон потребовал, придя на заседание, обсудить мое интервью и заговорил… Альбац молчала. А потом вступила и она, и я понял, что с…ка накрутила Леву, а сама выжидала… Все было в духе партсобрания – и тон, и обвинения в мой адрес, и ее напор… И Чудакова подоспела… Какое право имел без согласия с ними (!) давать интервью?! Один Коченов вступился… Мол, право имеет любой человек, и Приставкин тоже…

– Но он же вступил в открытую конфронтацию с Администрацией и этим подставил Комиссию! – взревела Альбац.

Вот дура, прости господи.

Ну, Чудакова ладно (она в Президентском Совете усидела, хотя нормальные люди покинули его), но с каких это пор «оппозиционерка» Альбац стала защищать кремлевские власти от меня? Или – ей все равно с кем воевать? И приходит-то лишь иногда, когда настроение у нее такое, что с кем-то воевать надо… Бедный Слава Голованов, не выдержал. Сбежал от нее. А как сильно любил – и ее, и дочку Лелю.

* * *

Позвали в день памяти о войне в клуб «Общей газеты», а вели вечер Григорий Бакланов и Марлен Хуциев, и всем дали сказать, а меня, хоть сидел прямо перед ними, «забыли». А я пришел, чтобы вспомнить отца, фронтовика, и свое военное детство. Хуциев, может, и правда не увидел, но Бакланов! Некоторые говорили мне, а я отмахивался, что с того давнего успеха «Тучки» и моего лауреатства в нем варились какие-то комплексы по отношению ко мне, а по временам и прорывались… Он и помилование не мог простить, задирался насчет смертной казни… И тут, возможно, прямого умысла не было, но по системе Фрейда сработала подкорка… Но я Егору потом выдал… (Е. В. Яковлев, главный редактор «Общей газеты». – М.П.)

* * *

13 ИЮЛЯ

С 1 июля мы всем семейством на немецкой Балтике, о которой сами немцы говорят с придыханием: действительно, места красивые, ухоженные… Дубулты в европейском варианте. Даже географически наше местечко Аренсхопф расположено также на косе, с одной стороны море, песчаный пляж, с другой – залив. Много простора, велосипедные дорожки, рядом заповедный лес, но нет комаров! Есть змеи. А где их нет? Вот и у нас в Комиссии обнаружилась гадюка.

Погода в этом сезоне по всей Германии скверная, и у нас то ветер, то дождь… Хотя тепло. Семейству разрешили разместиться в моей комнатке в Доме художника (Кюнстхауз), куда пригласило поработать мое издательство, но они предпочли снять квартирку с кухней и меня туда переманили. В Дом художника хожу работать, как в мастерскую.


Еще от автора Анатолий Игнатьевич Приставкин
Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца

Роковые сороковые. Годы войны. Трагичная и правдивая история детей, чьи родители были уничтожены в годы сталинских репрессий. Спецрежимный детдом, в котором живут «кукушата», ничем не отличается от зоны лагерной – никому не нужные, заброшенные, не знающие ни роду ни племени, оборванцы поднимают бунт, чтобы ценой своих непрожитых жизней, отомстить за смерть своего товарища…«А ведь мы тоже народ, нас мильоны, бросовых… Мы выросли в поле не сами, до нас срезали головки полнозрелым колоскам… А мы, по какому-то году самосев, взошли, никем не ожидаемые и не желанные, как память, как укор о том злодействе до нас, о котором мы сами не могли помнить.


Дело о браконьерстве

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ночевала тучка золотая

Повесть А. Приставкина о детдомовцах-близнецах Кузьмёнышах, отправленных во время Великой Отечественной Войны из Подмосковья на Кавказ. Написана она была еще в 1981-м году, но смогла увидеть свет только в конце 80-х. Книга о войне, об изломанных войной детских судьбах вряд ли кого-то оставит равнодушным.


Солдат и мальчик

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Как я читаю дела

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Первый день – последний день творенья

Документальная повесть «Первый день – последний день творенья» – одно из последних произведений Анатолия Игнатьевича Приставкина, в котором автор вновь и вновь возвращается к теме своего военного детства… «Писатели, пишущие о войне, – это, как правило, писатели воевавшие, фронтовики. Но те, кто тогда был подростком, видели другую сторону войны, другую ее изнанку, потому что война – такое специфическое явление, у которого нет “лица”, есть две изнанки. Так вот этой войны, в тылу, “подростковой”, фронтовики не знали», – вспоминал Приставкин.


Рекомендуем почитать
В Ясной Поляне

«Константин Михайлов в поддевке, с бесчисленным множеством складок кругом талии, мял в руках свой картуз, стоя у порога комнаты. – Так пойдемте, что ли?.. – предложил он. – С четверть часа уж, наверное, прошло, пока я назад ворочался… Лев Николаевич не долго обедает. Я накинул пальто, и мы вышли из хаты. Волнение невольно охватило меня, когда пошли мы, спускаясь с пригорка к пруду, чтобы, миновав его, снова подняться к усадьбе знаменитого писателя…».


Реквием по Высоцкому

Впервые в истории литературы женщина-поэт и прозаик посвятила книгу мужчине-поэту. Светлана Ермолаева писала ее с 1980 года, со дня кончины Владимира Высоцкого и по сей день, 37 лет ежегодной памяти не только по датам рождения и кончины, но в любой день или ночь. Больше половины жизни она посвятила любимому человеку, ее стихи — реквием скорбной памяти, высокой до небес. Ведь Он — Высоцкий, от слова Высоко, и сей час живет в ее сердце. Сны, где Владимир живой и любящий — нескончаемая поэма мистической любви.


Утренние колокола

Роман о жизни и борьбе Фридриха Энгельса, одного из основоположников марксизма, соратника и друга Карла Маркса. Электронное издание без иллюстраций.


Народные мемуары. Из жизни советской школы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Из «Воспоминаний артиста»

«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».


Бабель: человек и парадокс

Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.


Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию… Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники. «Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли. Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…» В 2011 году Михаила Козакова не стало.


Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

В книге собраны воспоминания тех людей, которые хотели сказать что-то об Успенском Эдуарде Николаевиче. Которые гордились тем, что дружили с ним. Или хотя бы знали его. Мы попытались нарисовать его портрет. И ничего не получилось. Потому что Успенский – это… Трудно сформулировать. Это сгусток весёлой энергии. Не может быть, чтоб она совсем исчезла. Для широкого круга читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Людмила Гурченко. Золотые годы

«Двадцать дней без войны», «Мама», «Сибириада», «Любимая женщина механика Гаврилова», «Вокзал для двоих», «Любовь и голуби» – фильмы, покорившие сердца зрителей и ставшие классикой советского кинематографа. А имя Людмилы Гурченко, исполнившей в них главную роль, стало известно каждому. Настоящая книга написана ее мужем, известным музыкантом Константином Купервейсом, с которым она прожила почти двадцать лет. Это были годы очень яркой, насыщенной творческой жизни актрисы. В это время она работала с такими режиссерами, как Эльдар Рязанов, Владимир Меньшов, Петр Тодоровский, Алексей Герман, Андрон Кончаловский, а ее партнерами были Юрий Никулин, Сергей Юрский, Олег Басилашвили, Сергей Шакуров и многие другие. Автор рассказывает о жизни великой актрисы, ее взлетах и падениях, личных победах и личном счастье.


Жизнь, похожая на сказку

В своей биографической книге актриса Театра сатиры Вера Васильева искренне делится своими мыслями и чувствами, за многое благодарит судьбу. Еще студенткой театрального училища она снялась в фильме «Сказание о земле Сибирской» и мгновенно стала знаменитой, а затем сыграла в спектакле «Свадьба с приданым» и заблистала на театральных подмостках. Роли, что удалось сыграть, артисты и режиссеры, с которыми выпало счастье работать (а среди них Андрей Миронов, Анатолий Папанов, Георгий Менглет, Ольга Аросева, Нина Архипова, Александр Ширвиндт, Елена Образцова, Иван Пырьев, Эраст Гарин, Борис Равенских, Валентин Плучек и другие), а также любовь зрителей – «все это чудо».