Всадник с улицы Сент-Урбан - [159]
— Завтра к вечеру все это кончится.
— А ложь! Господи, боже ты мой, мы же там все лжем! Адвокаты, Гарри, я, Ингрид эта самая… Все непрерывно лгут! Это что-то невероятное.
Утром он отвел Сэмми в школу; пока шли, все время держал за руку. Вернулся в дом за Молли, повел в школу ее, по дороге рассказывая про рабби Акиву. Сегодня он опять не разрешил Нэнси присутствовать на суде. Запретил строго-настрого.
Ормсби-Флетчер приехал на своем черном «хамбере».
— К обеду жду, — сказала на прощанье Нэнси.
— Да-да. Конечно. Увидимся, дорогая.
Дверь приоткрылась, выскочила голова миссис Херш.
— Удачи тебе, кецеле!
— Спасибо, мам.
В 10:30 Джейк вновь принес присягу, и мистер Паунд начал перекрестный допрос.
Который шел, в сущности, хорошо, но Джейку все вдруг обрыдло. Возмущение и нервы его доконали.
— Вы рассказали нам, — говорил в это время мистер Паунд, — что, когда мисс Лёбнер принялась поглаживать ваш пенис, вы находили это… — он сделал паузу, пытаясь вспомнить правильное слово, — находили это… расслабляющим. Так?
— Да.
— Но вероятно, феллацио вас бы еще лучше… расслабило, нет?
— Я не позволил ей взять в рот.
— Вопрос был задан не так.
— Если мы в данный момент, — закипая, ответил Джейк, — обсуждаем сексуальные удовольствия сами по себе, абстрактно — что ж, могу сказать, что я не считаю феллацио чем-то предосудительным.
— Но не с мисс Лёбнер?
— Нет.
— Потому что она немка?
— Потому что она меня не привлекает.
— Вы курили когда-нибудь каннабис?
— Предпочитаю джин. У моего поколения чисто алкогольные традиции. Наверное, дело в этом… вкусы разные… времена…
— Но вы когда-нибудь его курили?
— Да, курил, — резко бросил Джейк. — Один или два раза.
Суммируя в заключительной речи доводы обвинения, мистер Паунд пышным и цветистым слогом заклеймил общество вседозволенности, обращая внимание присяжных на то, что подобные инциденты подрывают важнейшие устои той системы, в которой все они воспитаны, и она непременно рухнет, если не найдется кто-то достаточно здравый, чтобы положить конец всем этим безобразиям. О показаниях Гарри и его манере держаться отозвался с издевкой.
— Дело Штейна, — сказал он, — настолько просто и очевидно, что даже жалость берет. Мелкий разочарованный неудачник, явно непривлекательный для женщин, он силой навязывал свои грубые знаки внимания беззащитной невинной девушке. Лгал ей, усыплял ее бдительность наркотиком, а под конец даже и бил. Штейн лишен преимуществ хорошего образования и воспитания. Рискну предсказать, что мой ученый коллега скоро на этом и сыграет, и даже споет вам этакую пошленькую песенку о несчастном детстве его подзащитного, как будто оно дает кому-то право на сексуальное насилие и содомию. Защита попытается заставить членов жюри присяжных поголовно прослезиться, им расскажут о том, что, хотя государство через систему здравоохранения и снабдило его бесплатными очками, оно почему-то отказалось предоставить ему в пользование женщин. — Тут мистер Паунд выразил свое сочувствие и сожаление, поцокав языком. Покачал головой. — А время между тем на дворе такое, и такой оно дышит вседозволенностью, что куда наш обвиняемый ни сунься — в кино ли на фильм для взрослых или в Сохо в стрип-клуб, всё и везде говорит ему: бери! — все для тебя, на все имеешь право. Даже на то, чтобы потворствовать своим самым пакостным пристрастиям. Как вы знаете, Штейн ведь у нас еще и фотограф. А любимая тема его фотографий — это вам также известно — голые девки в цепях. Именно девки, ибо кого еще найдешь в убогих подвальчиках Сохо на роль подобного сорта натурщиц? Как тип, Штейн хорошо знаком мне, я таких навидался. Это сброд. Плавучий сор, который носится по сточным водам общества потребления. Кружит по улочкам Сохо, по темным переулкам этого когда-то великого города, и даже в непосредственной близи к колонне Нельсона вы найдете толпы таких вот Штейнов, бесцельно слоняющихся у киосков с порнографией и витрин стрип-клубов…
Переключившись на Джейка, мистер Паунд напомнил присяжным о его богатстве и еще раз привлек их внимание к седлу и конскому хлысту, которые он держит у себя, при этом не будучи наездником.
— Вы, господа присяжные, будучи людьми здравыми и практичными, обязательно спросите себя: зачем? Для какой такой надобности?
То есть Херш, по его мнению, в этой гнусной истории как раз главный злодей и есть, ибо:
— …кому больше дано — ведь понятно же! — с того больше и спрашивается. В данном случае мы имеем дело уже не с озлобленным мелким человечком (каков Штейн), обделенным долей материального пирога на празднестве жизни. Нет, он хорошо образован, успешен, талантлив, женат, имеет троих детей. Живет в красоте и роскоши и приятельствует с кинозвездами, посещая с ними лучшие рестораны Мэйфера. Давайте вот еще под каким углом взглянем. В избранной им области он настолько успешен, что его годовой заработок выше, чем у премьер-министра нашей страны. Но зачем же, зачем — должно быть, спрашиваете себя вы, — зачем человеку, казалось бы осыпанному всеми щедротами этого мира, ронять себя, опускаясь до подобных извращений? Уважаемые господа присяжные, позвольте я вам объясню. Мое предположение состоит в том, что этот чудовищно высокомерный и заносчивый человек, к тому же привыкший воплощать в условной реальности всяческие фантазии, на сей раз возжелал перенести в реальность приемы своей профессии, попытавшись манипулировать реальными людьми как режиссер, ставящий порнографические сцены собственного сочинения.
«Кто твой враг» Мордехая Рихлера, одного из самых известных канадских писателей, — это увлекательный роман с убийством, самоубийством и соперничеством двух мужчин, влюбленных в одну женщину. И в то же время это серьезное повествование о том, как западные интеллектуалы, приверженцы «левых» взглядов (существенную их часть составляли евреи), цепляются за свои идеалы даже после разоблачения сталинизма.
Замечательный канадский прозаик Мордехай Рихлер (1931–2001) (его книги «Кто твой враг», «Улица», «Всадник с улицы Сент-Урбан», «Версия Барни» переведены на русский) не менее замечательный эссеист. Темы эссе, собранных в этой книге, самые разные, но о чем бы ни рассказывал Рихлер: о своем послевоенном детстве, о гангстерах, о воротилах киноиндустрии и бизнеса, о времяпрепровождении среднего класса в Америке, везде он ищет, как пишут критики, ответ на еврейский вопрос, который задает себе каждое поколение.Читать эссе Рихлера, в которых лиризм соседствует с сарказмом, обличение с состраданием, всегда увлекательно.
Словом «игра» определяется и жанр романа Рихлера, и его творческий метод. Рихлер тяготеет к трагифарсовому письму, роман написан в лучших традициях англо-американской литературы смеха — не случайно автор стал лауреатом престижной в Канаде премии имени замечательного юмориста и теоретика юмора Стивена Ликока. Рихлер-Панофски владеет юмором на любой вкус — броским, изысканным, «черным». «Версия Барни» изобилует остротами, шутками, каламбурами, злыми и меткими карикатурами, читается как «современная комедия», демонстрируя обширную галерею современных каприччос — ловчил, проходимцев, жуиров, пьяниц, продажных политиков, оборотистых коммерсантов, графоманов, подкупленных следователей и адвокатов, чудаков, безумцев, экстремистов.
В своей автобиографической книге один из самых известных канадских писателей с пронзительным лиризмом и юмором рассказывает об улице своего детства, где во время второй мировой войны росли и взрослели он и его друзья, потомки еврейских иммигрантов из разных стран Европы.
Покупая книгу, мы не столь часто задумываемся о том, какой путь прошла авторская рукопись, прежде чем занять свое место на витрине.Взаимоотношения между писателем и редактором, конкуренция издательств, рекламные туры — вот лишь некоторые составляющие литературной кухни, которые, как правило, скрыты от читателя, притом что зачастую именно они определяют, получит книга всеобщее признание или останется незамеченной.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.