Время собирать виноград - [211]

Шрифт
Интервал

— У Матея неприятности, — сообщил я Лене, когда мы расположились друг против друга в зеленых креслах.

— Знаю. Я тоже их ему создаю. Ты рассказал ему, о чем я тебя просила… — Она пошевелилась в кресле, потом откинулась на спинку и, положив белые как снег руки на овальной формы подлокотники, продолжила: — Как я стояла перед мансардой Васила Ризова и следила за ним. Точнее, не стояла, а сидела в машине. Матей предоставил мне все удобства — даже автомобиль.

— Да, рассказал. Хотя мой рассказ не очень его удивил.

— Знаешь, я уже никого не смогу удивить.

— Но удивление может быть и приятным.

Лена усмехнулась так, как усмехаются люди, когда у них спрашивают: «Ты что, не веришь в призраки?»

— Единственное, на что надеется Матей, как и я, — на твою неудовлетворенность собой.

— Но ведь и я должна чем-то отличаться от других. Я не нравлюсь сама себе — и в этом мое отличие. Ты не считаешь меня оригиналкой, не так ли?

— Ты случайно не начала выпивать?

— Это тоже меня беспокоит. Что касается пороков, тут я безукоризненна, как моя кожа.

— Когда Матей вернется?

— Он пошел купить растительного масла.

— «Ниву» или «Жемчуг»?

Лена рассмеялась:

— Я ему не давала подобных указаний. Он — добрый, настолько добрый, что порой начинаешь его ненавидеть.

— В этом его сила. А ты бьешь его в грудь и кричишь: стань плохим, стань таким, как я, и мне будет легче; а он — все тот же. Почему бы тебе разок-другой его не ударить?

— Знаешь, какая у него тяжелая рука?

— Ты что, уже испытала? Если говорить откровенно, мне бы хотелось, чтобы ты почувствовала это.

— Женщина… может иначе почувствовать силу мужской руки.

Лена снова откинулась на спинку кресла и положила руки на подлокотники. Я понял, она собирается сообщить мне что-то важное.

— Ты его друг, и я думаю, что его судьба тебе небезразлична. Поэтому я собираюсь выступить перед тобой с декларацией. Когда ты ее услышишь, поймешь, что в сравнении с ней клятвы — ничто. Я никогда не уйду от Матея. Не смогу уйти. Наверно, я не настолько сильна. К его несчастью. Если его нет рядом со мной, я лишаюсь опоры в жизни. Он как скала… Каждый из нас печется о себе, но только не Матей. Он — из тех, кто живет для других.

Появился Матей. С сумкой в руках. Было ли в ней масло — не знаю.

— Признаюсь, я вспылил… — сказал он, когда Лена ушла на кухню. — Эта слежка мне не по душе. Мне страшно налаживать приятельские отношения с кем бы то ни было из наших сотрудников или по крайней мере пытаться их налаживать, потому что они наверняка подумают, что я подыскиваю себе сообщников и жажду окружить себя нужными мне людьми. И вот они выжидают, когда я исчезну на неделю, чтобы преподнести мне сюрприз. А эти начальники! Они могли бы меня вызвать и спокойно объявить, что собираются посадить перед моим кабинетом Иванову и что в случае необходимости она будет меня замещать. Даже если я буду на месте. В тот день, когда я перевел ее в рентгеновский кабинет, повысив ей оклад и сократив рабочий день, вызвал ее к себе и сказал: я перевожу вас… потому-то и потому-то… Изложил ей все свои доводы. Возможно, я и допустил неслыханное своеволие, переместив ее с одной работы на другую, может, мне следовало бы предварительно посоветоваться с кем-нибудь и подготовить почву… Видишь ли, я был простым сельским врачом. Впрочем, я могу опять туда вернуться, там совсем не плохо, даже лучше, чем здесь. Я не мню себя ни звездой, ни фигурой. После того как я стал, пусть даже случайно, по глупости Тотева и ему подобных, главврачом… я обязан вести себя, как подобает главному врачу. Я не отрицаю, что было бы лучше, если бы на мое место назначили кого-нибудь другого. Пирогова, например, или Шарко, или Александра Флеминга; но поскольку ни один из них не может претендовать на этот пост, я должен держаться, по крайней мере как они. Поэтому я не хочу допытываться, гадать, что думает Тотев по поводу того, сколько лампочек нужно ввернуть в коридоре — три или четыре. Так что… если я поступаю, как положено руководителю, а не как челноку, который снует между подругами Ивановой, друзьями Мирчева, Тотева и самим Тотевым… если я веду себя соответственно занимаемой мной должности, то тем самым оказываю поддержку Тотеву. Он как руководитель на голову выше меня, не так ли? А если даже самый маленький начальник, вроде меня, авторитетен, от этого возрастает и авторитет Тотева. Неужели он не может понять такой простой истины?!

— Может, более того — понимает, но она ему не подходит. Тотев нуждается в другом: он хочет, чтобы ты смотрел на него восторженными глазами. К примеру, ты можешь разжигать печку так, как это делает Колев? Чем старательнее ты будешь ее разжигать, тем больше преданности увидит Тотев в твоем старании. Чем больше надувает щеки Колев, тем выше его авторитет… а твой авторитет должен пройти очень длинный путь. И опасный. А вдруг он меня потеснит, думает Тотев. Вот почему ему нужны не деловые, а послушные помощники.

— Но неужели я не исполнителен? Я ни разу не дал отпор Тотеву, не сказал ни единого слова против.

— Может, ты и покладистый, но не преданный. Ты только делаешь вид, что слушаешь.


Еще от автора Кирилл Топалов
Старт

В сборник входят произведения на спортивные темы современных болгарских прозаиков: Б. Димитровой, А. Мандаджиева, Д. Цончева, Б. Томова, Л. Михайловой. Повести и рассказы посвящены различным видам спорта: альпинизму, борьбе, баскетболу, боксу, футболу, велоспорту… Но самое главное — в центре всех произведений проблемы человека в спорте: взаимоотношения соперников, отношения спортсмена и тренера, спортсмена и болельщиков.Для широкого круга читателей.


Расхождение

Из сборника «Современный болгарский детектив» (Вып. 3)


Современный болгарский детектив. Выпуск 3

Сборник состоит из трех современных остросюжетных детективов.Романы Трифона Иосифова «Браконьеры», Кирилла Топалова «Расхождение» и Кирилла Войнова «Со мною в ад» — каждый в своей манере и в своем ключе, с неожиданными поворотами и загадочными происшествиями — поднимают вопросы, волнующие человечество испокон веков до сегодняшнего дня.Книга предназначена самому широкому читателю.


Не сердись, человечек

В сборнике повестей болгарского прозаика большое место занимает одна из острых проблем нашего времени: трудные судьбы одиноких женщин, а также детей, растущих без отца. Советскому читателю интересно будет познакомиться с талантливой прозой автора — тонкого психолога, создавшего целый ряд ярких, выразительных образов наших современников.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.