Время собирать виноград - [133]

Пока я мучилась со своим английским замком, который вечно заедает, показалась Донка — в ночной рубашке, нечесаная.

— Ты когда пришла вчера? Я и не заметила.

Из ее двери пахнуло спертым воздухом и сигаретным дымом: окно у нее почти никогда не открывается, а она сама и ее гости дымят, как корабельные трубы.

— Зато я вас заметила. Чао! — бросила я через плечо. Она что-то сказала, но я уже мчалась по лестнице. Опять, наверное, соберет пирушку… Пожалуй, я нужна ей в роли приманки для множества ее приятелей, занимающихся мелкой контрабандой, чьи товары она перепродает за некий комиссионный сбор в свою пользу.

Пришпорила Жожо и все тридцать километров до стройки улыбалась солнцу.

17

Как и каждое утро, техники Владо и Слави, бай Стойне и другие бригадиры ждали меня в канцелярии за полчаса до начала смены. Я не почувствовала характерного запаха самогона, так что ругать их не было причин, да если бы даже и почувствовала, то, наверное, сделала бы вид, что ничего не замечаю. Бай Стойне, признанный дуайен бригадирского корпуса (по его собственному выражению), долго боролся с моим запретом пить по утрам, уверяя, что дает молодым только по глоточку — причаститься во здравие и за прочность фундамента. Он начал считаться с этим требованием, лишь когда я пригрозила, что не буду больше разговаривать с ним по личным вопросам. А у него, голубчика, сын инженер-строитель. Бай Стойне мне все уши о нем прожужжал, предлагал взять в снохи или в дочки — кем точно, мы с ним не успели договориться. Он любил и умел порассуждать, пошутить, был приятный, добрый человек, и отношения с ним как-то сразу заладились. К тому же и голова его стоила трех таких, как у меня, хотя он даже среднюю школу не закончил. Доверяла я ему беспредельно. Поначалу понять, что он говорит, было совершенно невозможно из-за его трынского диалекта, и я умирала со смеху, слушая, как он разговаривает с бригадой — парнями из его же края. Но постепенно привыкла и даже пыталась говорить на их диалекте. Теперь уже они хохотали до слез, потому что уяснить себе, в каких случаях нужно добавлять к словам «у» или «ю», уму непостижимо, и я добавляла их ко всем подряд.

Предстояла заливка новой пары тридцатиметровых опор, что требовало многих уточнений. Подписала заявки на материалы и отпустила снабженца — пусть занимается своим делом. А с остальными прошли по объекту и распределили работу на день. Табельщик принес сведения о выходе рабочих в смену. На этом первая часть моей работы, по сути дела, заканчивалась. Теперь механизм стройки начинал жить по своим законам, управляемый моими помощниками, а мне надо было заниматься чертежами, отчетами, актами, нарядами, сетевыми графиками, календарными планами, разговаривать с Варной, Софией, автобазой, которая так и норовит прислать меньше самосвалов и бульдозеров, чем укажешь в заявке. Потом комиссии… Какой только контроль нами не занимается! Государственный, технический, инвестиционный, по качеству, по охране труда… Еще журналисты и просто любопытные. И конечно, ответственность за миллионы, превращаемые в железо и бетон, а также за жизнь всех этих здоровенных мужиков — ведь только такие и могут работать на подобной стройке. Вообще триста левов, положенных техническому руководителю, достаются ох как не даром! Если бы я была мужчиной, то, наверное, предпочла бы устанавливать арматурные каркасы с парнями бая Стойне, распевать с ними целыми днями трынские песни и получать почти в два раза больше.

18

В тот день я решила махнуть рукой на телефон и ворох бумаг и поднялась на мост, который мало-помалу выдвигался вперед. Впервые я сама строила такую громадину и страшно гордилась — ведь это будет одно из самых больших мостовых сооружений Болгарии, и оно навеки свяжет наши имена — мое и его. Когда строительство будет закончено, то на пилоне у входа на мост вмонтируют табличку, на которой каждый сможет прочесть, что мост построен в тысяча девятьсот семьдесят шестом году по проекту инж. Николая Николова инж. Лиляной Доневой. Такие таблички всегда казались мне надгробьями, но теперь стоило только представить два наших имени рядом, как меня пронизывал радостный трепет. Даже их надгробный вид теперь не пугал — ведь рядом с моим будет и его имя! А с ним чувствуешь себя как-то уверенно.

По правде сказать, я поднялась тогда на мост из-за него. Я никак не могла сладить с прямо-таки девчоночьим возбуждением, не дававшим мне покоя уже сутки, слонялась среди арматурщиков и опалубщиков бая Стойне, рассеянно отвечая на их вопросы и шутки, и, как вчера вечером от двери кафе, не могла оторвать глаз от дороги, охваченная обострившимся до боли чувством ожидания. Поэтому его машину я заметила, едва она свернула с шоссе на дорогу к объекту.

Я не знала, какая у него машина и вообще есть ли она у него, но почему-то сразу решила, что в бежевой «ладе» — он. Закурила сигарету и встала на таком месте, чтобы он сразу меня увидел. Я еще не придумала, как держаться, может быть, сделать вид, что не замечаю его? Поэтому-то, наверное, в тот момент, когда он вышел из машины и посмотрел на меня, я, поддавшись внезапному порыву, помахала рукой и почти побежала вниз — ведь он ответил мне.