Время ангелов - [49]

Шрифт
Интервал

— Забавно, — бормотал он. — Ты бы такой хотел, Эмиль? Бери, он твой.

— Вы не имеете права. Это мое.

— До чего же ты надоел. Ты вообразил, что будешь жить как во дворце, не иначе? Папагено! Королева Ночи! скажите, пожалуйста! Хватит с меня. Я работаю больше всех в кантоне, никто мне не помогает. Я один.

Опекун обнимал тарелку в ожидании супа. Суп опаздывал, подождав еще немного, опекун развернулся и бросил декорации и фигурки в огонь, с особой радостью встретивший Королеву Ночи. В ту ночь Жозеф вновь почувствовал отвратительный запах горящих пластмассовых венков, синяя бусина так и осталась в волосах покойника. Скоро уже появятся на холмах кони и огненные колесницы, скоро зажгутся круглые примулы, такие свежие, яркие, пока не начнут увядать и на желтых лепестках не появятся коричневые, похожие на брызги грязи, пятнышки. После Лэ Гер, после сожженного театра произошла еще история с бричкой. Возы с сеном, шаткие в своем величии, с трудом заезжали в амбар, канистра с керосином по-прежнему стояла в кладовой, облицованной плиткой, было воскресенье: можно и развлечься, мы заслужили, поехали ужинать во Францию, бричка ждала у дверей, лошади, громко хрупая, объедали листья с фуксии. Эй! Жозеф, ты что это? зачем ты нарядился? решил, что едешь с нами? Два приятеля Жозефа пришли, причесанные, напомаженные. Не может быть, кто-нибудь мне махнет, скажет садиться, они же без меня не уедут?! Жозеф, переоденешь ребенка и не забудь нагрудник повязать, дашь ему бутылочку, я все приготовила; бричка с грохотом покатила по мощеному двору: они вернутся, они сейчас вернутся за мной, не может быть, они сейчас у церкви повернут обратно. Но они поехали с песнями вдоль высокой стены. Всегда ему говорили, что он недотепа, ни на что не годится. Но благодаря канистре с керосином, со времен сенокоса оставшейся в кладовой, облицованной плиткой, огонь в доме разжечь легче, чем в печке, когда собрался обед приготовить… Жозеф, без конца оборачиваясь и спотыкаясь, бежал по ручьям.

— Где это, о, господи? этот запах! горим! Помогите же мне, ради бога. Роза! Где пожар?

Роза примчалась, плащ поверх ночной Рубашки, он ее ощупал… Как в жмурках, пять лет продолжаются эти жмурки, и он всегда водит. Что горит? Скажите мне, черт возьми. Замок? сейчас на меня рухнут огромные стены, которые я держу из последних сил, и ведь подумают, что это я, несчастный слепой, совершил поджог из-за страховки: Гермина получила гостиную из цельного красного дерева от Gutsbesitzer, своего шального братца, и прямо перед смертью повысила сумму компенсации!

— Нет же, мсье, это не замок, это ферма кузена.

— Какого кузена?

— Да моего!

— Уф! значит, все не так страшно.

— Он — опекун Жозефа. Надо же, а вот и сам Жозеф. Что ты тут делаешь, руки в брюки, смотришь, как горит?

— Какой еще Жозеф, сына аптекаря?

— Ну Жозеф, который отца потерял, нам еще липу приносил, вспомнили, мсье?

Блистательный день! Арлет, пока еще просто кузина, и королева в траурной вуали! Боже мой, боже мой, по кому она носила траур?

— Пахнет керосином, да?

— Это от моих рук, я чистил косилку от ржавчины.

— Но сенокос уже закончился?

Они стояли, прислонясь к стене, до самой смерти на лопатке у Жозефа останется белое пятно.

— Кто поджег, Жозеф?

Жозеф! останься! Куда ты?

Трефовый король щупал воздух, зацепился ногой за колючую проволоку, свалился в ручей.

— Жозеф! помоги, я ничего не скажу.

— Чего не скажете? вы меня даже не видите.

— Нет, но я чувствую твой круглый затылок, и твои веснушки, и твои оттопыренные уши. Жозеф, куда ты, не уходи, я ничего не скажу.

От пожара несло подгоревшим кофе и мусором, который уже столько лет жгут на берегу озера. Жозеф бежал в темноте, оставив позади Папагено с Папагеной и старую Розу, древнего идола, скрестившего руки на животе в насмешку над церковью, ты выходишь замуж за барона? — конечно, я за него выйду, нарядная бричка с красными занавесками, старая Роза заговорщицки смотрит на кучера, неужели они и вправду уедут без меня? а вот и они, возвращаются, господи, у Эжена горит, нет, дом Эжена стоит как стоял, темный, его огонь обошел стороной, тогда у Эрнеста? Боже мой! Это у нас! лошадь свернула в поле, мать спрыгнула на землю, подвернула ногу, сына аптекаря, умытого, причесанного, они пригласили: а ты, Жозеф, зачем нарядился, чтобы сорняки полоть и за ребенком ухаживать? лошадь тянула шею к фуксии. Они только и успели, что отвязать скотину, одна из коров всадила рог опекуну в живот. Жозеф в зале ожидания запускал музыкальную шкатулку: бернские девушки подпрыгивали в такт, сапожник дико вращал глазами и бил своего подмастерье. Менестрелю понадобился бы целый день, чтобы рассказать подробно, подражая голосам птиц, реву водопада, звукам в трех тональностях, которые издавал ехавший в гору автобус, о путешествии Жозефа к озеру ангелов. Воздушный змей качался в небе, далеко-далеко, на высоте часовен, куда несут покойников, чтобы больше не возвращались. О! умоляю вас, не надо относить ее в часовню, я буду ждать ее каждую ночь. Чем дальше Жозеф шел, тем больше становилось расстояние между ним и воздушным змеем, напрасно он надеялся, что вот-вот увидит веревку и держащего ее китайца… Наконец, он добрался до земли ангелов и синих вулканов, недра земли здесь больше не черные, мертвецы, сорвавшиеся в бездну, покоятся в лазури. Ты достал нас со своей чистотой! Там на берегу озера огромная жаба играет на тростниковой флейте, и Роза, древний идол, кладет вытянутую картофелину на другую в форме задницы. И смеется с кузиной! Но здесь! зеленый песок, никаких старых туфель, никакого мазута, ни этих жутких существ без кожи, волос и зубов, населяющих морское дно, вода меняет цвет и превращается в воздух; мощный водопад мог бы убить овцу, быка, но омытая пеной альпийская роза крепко уцепилась за каменный выступ. Ты со своей чистотой! последнее живое существо — крушинница с ледников, желтые крылья-лепестки анемона, последнее растение — оранжевый лишайник на камне. Если меня поймают, я знаю, куда меня отправят: там дети, если хотят пить ночью, идут в туалет и пьют из бачка унитаза. Кто-то поднимается по склону, неужели придется прыгнуть в водопад? К счастью, довольно скоро он увидел, что это не жандарм, а заблудившийся китаец с воздушным змеем, сложенным в кожаную сумку, китаец с длинными черными усами и в синем колпаке. Зря Жозеф боялся, его не искали, несмотря на пожар, и без него дел было по горло. Под белыми, ослепительными, нестерпимо сияющими облаками, громоздившимися как горы из ваты по краям почти черных небес, в грозовом поясе мира плыла земля, нити огромной бобины сшивали озеро с опустившимся к нему небом, корабль, заблудившийся в тех сферах, пропал навсегда, в городе люди воздевали руки, защищаясь от летящей черепицы и каминных труб. Буря родилась у золотого прииска, сожгла девочку, оказавшуюся в ловушке между огнем и горой в форме сахарной головы, глухонемой из последних сил старался удержать одного из своих стреноженных мулов, но тот вырвался и, с размаху ударившись о секвойю, раскроил себе череп, пока другие, похожие на птеродактилей, кувыркались в воздухе. Как мы ее назовем, эту бурю? как назовем шторм, лавину, рак Гермины? Пожар на ферме кузена назвали Оскаром. Оскар жрал стены, алевшие на фоне темных елей. И буря, которую, долго выбирая между Аньес и Эрнестиной, нарекли Европой, была ему в помощь. Европа, широколицая, в красных одеждах, прошла фронтом за тучей с градом, не глядя ни вправо, ни влево, словно пушечное ядро, прорывающее траншею, задела боком и утопила шорника, рыбачившего в лодке — его дом и магазинчик смотрели на озеро, лодка, привязанная к ржавому кольцу, качалась на воде, он с порога почувствовал странное движение воздуха, отвязал зеленую лодку, в сумрачном магазинчике остался сидеть манекен, склонившийся за столом над кожаной сумкой. До нас Европа добралась уже в конце своих славных дел, в конце воздушного пути, отмеченного летающими мулами и левиафанами, всплывшими на поверхность вод. Церковные петухи впервые покинули насиженные места, оборотень из трактира передал врагам секретные бумаги, оказалось, у него еще были пособники, хотя он всегда клялся, что скорее даст руку себе отрубить, чем станет предателем. Потом Европа встретилась со светящимися существами, спускавшимися, как ангелы, к озеру по косым лучам заходящего солнца, и напоследок разворотила кладбище. На самом высоком месте, наслаждаясь прекрасным видом, стоял памятник Будивиллям, ангел тростниковой палочкой записывал в книгу из мрамора их имена, Европа с корнем вырвала цоколь, ангел упал и сломал ребро, полураскрытый гроб Гермины, последний корабль, кренился на земляных волнах. Я очень тебе благодарен, Барбара, за то, что ты занимаешься этим вопросом, я со своими слепыми глазами… но ты, особенно теперь, когда у тебя столько дел… Ах! если бы твоя бедная мама была жива, она бы так радовалась! Видишь, Гермина, как все прекрасно уладилось в конце концов. Барбара, пропадавшая вечерами… не так уж была неправа. Барбара — невеста! и мало того! обручена с сыном Блеревиллей. Которых не разорили ни автотрасса, ни банкиры, мать из Оверни, отец порядочный, никаких похождений, скромный, добрый человек, говорит, что на охоту ходит только наблюдать за лисами и косулями. Слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Барбара сложила в корзинку письма любовников, но не решилась сжечь их у себя в камине, не дай бог, черный пепел разлетится по комнате, а на кровати белое платье, двадцать метров органзы с вышивкой. Позвала Розу, та сначала вошла, а потом постучала, и отдала ей корзинку, Роза отнесла корзинку в бельевую — горело так, что хоть баню топи. В замке батареи больше не включали, разжигали камин несколькими поленьями, которые Роза покупала и по вечерам обертывала газетой.


Еще от автора Катрин Колом
Духи земли

Мир романа «Духи земли» не выдуман, Катрин Колом описывала то, что видела. Вероятно, она обладала особым зрением, фасеточными глазами с десятками тысяч линз, улавливающими то, что недоступно обычному человеческому глазу: тайное, потустороннее. Колом буднично рассказывает о мертвеце, летающем вдоль коридоров по своим прозрачным делам, о юных покойницах, спускающихся по лестнице за последним стаканом воды, о тринадцатилетнем мальчике с проломленной грудью, сопровождающем гробы на погост. Неуклюжие девственницы спотыкаются на садовых тропинках о единорогов, которых невозможно не заметить.


Чемодан

 Митин журнал #68, 2015.


Замки детства

«Замки детства» — роман о гибели старой европейской культуры, показанной на примере одного швейцарского городка. К. Колом до подробнейших деталей воссоздает мир швейцарской провинции накануне мировых катастроф. Мир жестокий и бесконечно прекрасный. Мир, играющий самыми яркими красками под лучами заходящего солнца. Мир, в котором безраздельно царит смерть.


Рекомендуем почитать
Про Клаву Иванову (сборник)

В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.


В поисках праздника

Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.


Пасека

Геннадий Александрович Исиков – известный писатель, член Российского Союза писателей, кандидат в члены Интернационального Союза писателей, победитель многих литературных конкурсов. Книга «Наследники Дерсу» – одно из лучших произведений автора, не зря отрывок из нее включен в «Хрестоматию для старшего школьного возраста „Мир глазами современных писателей“» в серии «Писатели ХХI века», «Современники и классики». Роман, написанный в лучших традициях советской классической прозы, переносит читателя во времена великой эпохи развитого социализма в нашей стране.


Плотник и его жена

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третий номер

Новиков Анатолий Иванович родился в 1943 г. в городе Норильске. Рано начал трудовой путь. Работал фрезеровщиком па заводах Саратова и Ленинграда, техником-путейцем в Вологде, радиотехником в свердловском аэропорту. Отслужил в армии, закончил университет, теперь — журналист. «Третий номер» — первая журнальная публикация.


И конь проклянет седока

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пустой амулет

Книга «Пустой амулет» завершает собрание рассказов Пола Боулза. Место действия — не только Марокко, но и другие страны, которые Боулз, страстный путешественник, посещал: Тайланд, Мали, Шри-Ланка.«Пустой амулет» — это сборник самых поздних рассказов писателя. Пол Боулз стал сухим и очень точным. Его тексты последних лет — это модернистские притчи с набором традиционных тем: любовь, преданность, воровство. Но появилось и что-то характерно новое — иллюзорность. Действительно, когда достигаешь точки, возврат из которой уже не возможен, в принципе-то, можно умереть.


Три жизни

Опубликованная в 1909 году и впервые выходящая в русском переводе знаменитая книга Гертруды Стайн ознаменовала начало эпохи смелых экспериментов с литературной формой и языком. Истории трех женщин из Бриджпойнта вдохновлены идеями художников-модернистов. В нелинейном повествовании о Доброй Анне читатель заметит влияние Сезанна, дружба Стайн с Пикассо вдохновила свободный синтаксис и открытую сексуальность повести о Меланкте, влияние Матисса ощутимо в «Тихой Лене».Книги Гертруды Стайн — это произведения не только литературы, но и живописи, слова, точно краски, ложатся на холст, все элементы которого равноправны.


Сакральное

Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.


Процесс Жиля де Рэ

«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.