Возвращенный рай - [78]

— Позвольте, да никак это Бьёрн из Лейрура? Ну, приветствую тебя, мой дорогой друг, — говорит человек из Юты. — Кажется, у тебя со зрением неладно? Не огорчайся и не принимай слишком близко к сердцу… В конце концов важно только одно видение…

— Можешь спокойно перескочить через эту главу, дружище. Я уже и без того спасся, — перебивает его слепец. Он с помощью палки приблизился к мормону, притянул его к себе и расцеловал. — Здравствуй, старина Стейнар из Лида! Дорогой друг моего сердца! Дочка твоя, славная девчушка, обратила меня в мормона куда более верным и доходчивым способом, чем те, которыми располагает такой старик, как ты.

— Да, тут один человек говорил мне кое-что об этом, — сказал мормон. — Не хочу ни о чем расспрашивать. То, что свершилось однажды по воле всевышнего, должно быть, неизбежно. Быть может, я смогу приобщить тебя к вечному городу со святыми, если нам удастся найти чистый ручей…

Слепой ответил:

— Окунешь ли ты эту полумертвую развалину или оставишь сухой, все равно: у нас с тобой одна родина отныне. И если бы судья Бенедиктсен, задурив мне голову, не довел меня до банкротства, быть может, я поехал бы сейчас в Юту, чтобы умереть там, а не сидеть здесь, в Рейкьявике, и плести веревки для торговцев лошадьми, зарабатывая себе на пропитание на старости лет. Теперь принято спутывать ноги лошадям. Новые господа — новые порядки…

Мормон ответил:

— Что же я медлю. Мне нужно передать тебе привет от англо-исландской фирмы в Эдинбурге. Я встретил судью в новой меховой шубе на улице Принцев, он пригласил меня к себе в огромный зал, угостил кофе и дал мне землю. Хе-хе-хе… Эта шутка не хуже той, которую отколол в свое время Кристиан Вильхельмссон, когда, помнишь, он несколько лет назад приехал из Дании и пожаловал нам, исландцам, право ходить в своей стране не сгибаясь. Когда же исландцы наконец дождутся того времени, что их общество будет управляться божьей премудростью, согласно Золотой скрижали?

— Да, дружище, ты можешь говорить о набожности — тебе ведь однажды всевышний послал скакуна, лучшего, чем мои лошади, хотя в Исландии такого знатока лошадей, как я, не сыскать, — сказал Бьёрн из Лейрура. — Я никогда не забуду, как судья Бенедиктсен, самый ловкий уговорщик у нас в стране, расставлял сети для твоей лошадки, не говоря уж о простофиле-барышнике из Лейрура. Но ты в конце концов продал дорогую штучку за ее истинную цену. Ну а чего добился Бьёрн из Лейрура? Старик получает десять эре за каждую сплетенную им штрипку для лошади. И все же его ветвь укоренилась в раю, как и твоя. Премудрость знает свое дело.

В прежние времена все было по-другому. Тогда судьи и пасторы издавали указы, что того, кто осмелится приютить мормона или даст ему напиться, ждут пытки. Тогда «святые Судного дня» крались по ночам, как отверженные, по овечьим тропинкам и только поздней ночью устраивались на ночлег в овчарнях, среди блеющих животных зимой и плесени летом.

Теперь же, когда наш мормон попал на восток и, заходя в хутора и представляясь каменщиком-мормоном с «территории» Юта, готовился к тому, что его тут же начнут колотить, оказывалось, что никто из крестьян и не собирался пререкаться с ним по поводу веры или бить его за поклонение Золотой книге и пророку Джозефу Смиту. На всем побережье залива Фахсафлоуи — в Хольте, Скейде, Тунгаре, Гудльхренне и, наконец, в Ройнгаведлире, крестьяне говорили ему: «Так ты, значит, мормон? Ну что же, здравствуй, здравствуй! Давно хотелось познакомиться с мормоном. Заходи». Или же: «Ты сказал, что ты из Юты? Я слыхал, что это неплохой край и люди там работяги. Туда однажды подался мой родственник со своей возлюбленной и тачкой. Даже самая невзрачная бабенка там может стать хозяйкой дома, если ей удастся пройти весь путь туда».

А другой говорил: «Вот здорово, дружище! Заходи. У меня как раз водка припасена. Ну-ка, расскажи — сколько у тебя там жен?»

Каменщик всегда вежливо, с достоинством отвечал на все вопросы, но, когда доходила очередь до последнего, преподносил замысловатую головоломку:

— Я, мил-человек, благословен трижды: с одной почившей и двумя живыми. Первая покоится на дне Атлантического океана, две другие — это моя теща и моя падчерица. На следующий день после того, как я по всем правилам и законам связал себя с ними на веки вечные, я отправился в Исландию втолковывать людям истинную веру. Ну а теперь, брат мой, пораскинь умом, сколько жен у каменщика, который есть и останется до тех пор, пока стоит мир, самым злополучным из всех каменщиков.

Люди ломали голову над этой загадкой — нелегко разобраться, сколько же жен у этого человека, женатого и на своей теще, и на падчерице одновременно, и, кроме того, на женщине, лежащей на дне Атлантического океана. Но тем не менее его всегда радушно встречали и он был желанным гостем во всех дворах.

Однажды летним воскресным днем, бродя по округе, Стенфорд стал узнавать места, как будто бывал здесь раньше. Он последовал по тропинке, ведущей к церкви, которая возвышалась на холме, поросшем травой. На выгоне стоя спали лошади с уздечками на шее. Собаки дрались у церковных дверей или лаяли на острова Вестманнаэйяр, где, как говорят, живут святые люди; острова в мареве словно подымались к небу. Людей нигде не было видно; из этого он заключил, что служба в самом разгаре, из церкви к тому же доносилось пение. На выгоне лежало три камня для привязи лошадей. Они почти наполовину исчезли в траве. Ими пользовались в старое время, когда хутор и церковь находились в ином положении по отношению друг к другу; в наши дни эти камни давным-давно забыты богом, людьми и лошадьми.