Тутсе
Поздним летним утром экс-девятиклассница Анюта одевала перед старым обшарпанным зеркалом модные штаны.
Штаны были куплены матерью неделю назад в городе. Они были кооперативные, но об этом Анюта предпочитала не распространяться, и матери строго запретила.
На кармане лэйба, и сзади лэйба. И пуговицы фирмовые. И карманы на липучках. Ну, кто скажет, что не фирмá? Штанов таких не было ни у кого в деревне. Подружки восхищенно цокали языками, ревниво разглядывая Анюту. Некрасивая Лада, у которой сестра жила в городе, и она поэтому косила под городскую, сказала блатное слово: «Крутняк».
– Крутняк, – заявила Анюта в старое обшарпанное зеркало. И добавила, представляя, что перед подружками: – Фирма. Настоящая.
Потом она подошла к двери и выглянула в кухню.
Мать готовила завтрак. Анюта вернулась в комнату, подошла к комоду. Оглянувшись на дверь, она открыла ящик и достала румяна в маленькой круглой коробке. Мазнула пальцем, кинула румяна назад, подошла к зеркалу и, еще раз оглянувшись, быстро-быстро растерла по щекам.
Мать гремела на кухне посудой. Анюта снова открыла ящик комода, взяла тушь, и так же быстро перед зеркалом накрасила ресницы.
Она встала спиной к зеркалу, потом медленно оглянулась. Вздернув плечи, сказала:
– Х-ха!
Волосы у Анюты были желтые. Она предпочитала слово «льняные». Она их отращивала.
Она выразительно сказала сама себе в зеркало магическое слово:
– Сильченко Олег. Силь-чен-ко. Сильченко Анна.
Сегодня утром она себе нравилась очень.
Анюта пошла в кухню.
Она собиралась тихонько проскользнуть мимо матери за дверь, пока она тут готовит. Но мать не готовила. Она стояла у плиты, держа в руке сковородку, и к чему-то прислушивалась. Анюта остановилась.
– Хтось по крыше ходзиць? – спросила мать.
По крыше кто-то ходил.
Анюта первая выскочила на улицу, мать вышла за ней. Анюта стояла, задрав голову.
На крыше стоял человек. Он держал в руке длинную кисть, какой белят потолки. Человек смотрел на ветви яблони, нависающие над крышей. Рядом с ним стояло ведро.
Человек красил яблоки. Зеленые яблоки на ветках – в красный цвет.
– Э… – сказала мать ошарашенно. – Ты чагойта дзелаеш?
Из конуры вылезла черная овчарка Дина. Она тоже смотрела вверх.
Человек взглянул на них с крыши. Улыбнулся и подмигнул Анюте. Затем он обмакнул кисть в ведро и покрасил еще одно яблоко.
– А ну злазь! – голос матери постепенно набирал силу. – Ты чаго робиш, бястыдник?!! А ты куды глядзиш, дурница? – закричала она, повернувшись к овчарке Дине.
Овчарка виновато посмотрела на мать, подняла голову вверх и глухо заворчала. Потом она разразилась громким лаем.
– Ты чуеш ци не?!! – перекрикивала собаку мать. – Злазь, бястыжий, а то милицанера позову! Злазь!..
Человек держал кисть в руке, как будто не знал, что с ней делать. Он взглянул на Анюту, пожал плечами и покрасил еще одно яблоко.
– Злазь!.. Злазь, кому гавару! – надрывалась мать.
Человек подошел к краю крыши.
– Что-нибудь не так? – спросил он.
– Ой… – сказала Анюта, давясь смехом. – Ой… Не могу!
Он присел, взялся одной рукой за край крыши и спрыгнул. Мать от неожиданности отскочила.
Овчарка лаяла, приседая на передние лапы, но с места не двигалась, хотя была отвязана.
– Я хотел как лучше, – сказал человек.
– Их же есть нельзя будет! – закричала Анюта в восторге.
– Точно, – расстроился человек. – А я и не подумал…
Он неожиданно сунул кисть прямо матери в лицо. Мать снова отскочила.
– Вы попробуйте, – предложил человек. – Может ничего?
Мать хватала ртом воздух. Человек перевел кисть на Анюту. Анюта хихикнула, отворачивая лицо. Но кисть упорно продвинулась за ней. Анюта зажмурилась и лизнула. И снова хихикнула.
– Бястыжая! – закричала мать. – А ну йдзи у дом! Я кому гавару!
Анюта посмотрела на человека. Человек кивнул. Анюта неохотно повиновалась.
Она смотрела в окно кухни. Отсюда было только слышно, как лает собака. Человек что-то объяснял матери, размахивая руками. На нем были вытертые широкие джинсы, уже не модные. Джинсы продавались даже у них в магазине, в деревне. Волосы у него были очень короткие.
– Сумасшедший, – вслух сказала Анюта и пошла в комнату, смотреть на себя в зеркало. Потом вернулась.
Овчарка гавкнула последний раз. Дверь в кухню отворилась, и мать с сумасшедшим вошли.
Анюта смотрела на сковородку.
– Нашто яблоки красиць, не пойму, – бурчала мать.
– А красиво, – сказал человек.
Мать постучала пальцем по лбу. Она уже не боялась.
– Ну дык… поешь щас. А потом поцягаеш. Як мимо собаки пролез, я не пойму, – сказала она неодобрительно.
– Она у нас знаете как кусается, – сказала ему Анюта. – Даже на своих лает.
Мать оглянулась на Анюту и закричала:
– Уродина! Опять намазюкалась!
– Вот и нет! – ответно закричала Анюта. – Я сама по себе румяная!
Человек мягко сел на табуретку у стола.
У него на щеке, сбоку от левого глаза, был цветок!
Анюта шла по деревне, по пыльной дороге, в модных штанах и кроссовках.
Она свернула во двор одного дома. Постучала, толкнула дверь.
– Инна дома? – крикнула она в прохладную пустоту комнаты.
Из глубины дома послышался голос:
– Анюта, ци ты?
– Я, бабушка! Где Инна?
Из другой комнаты вышла старуха в фартуке.
