Орленко подозвал командиров взводов и коротко объяснил задачу. Он разделил отряд на две группы: по два взвода в каждой.
Одна группа направлялась, как просил Дьячков, в комендатуру, другая должна была скрытно, через проходные дворы, выйти на набережную. Он сам вместе с взводами Циркина и Мельника пойдет во главе второй группы.
«Ну, брат Петро, — подстегнул он себя, — кажется, начинается. Теперь смотри не оплошай!»
— Группа, смирно! — крикнул он. — Слушай мою команду: по отделениям становись!
«Трум, трум!» — стукнули ноги.
— Будем идти с интервалами в десять-пятнадцать метров. Первое отделение, за мной!
«Трум, трум, трум…» — четко застучало за ним.
«Эх, песню бы сейчас!» В груди его гулко и весело, в такт шагам идущих за ним людей, стучало сердце. Он вел свой отряд через знакомые подъезды и двери, мимо глухих монастырских стен и брандмауэров, через газоны и детские площадки, которые еще вчера призывал бережно охранять, и слышал, как приближается свист и грохот боя. Сейчас они будут там, еще немного… Он снова посмотрел на часы. Половина шестого. Орленко оглянулся. Его ополченцы, молчаливые и решительные, шли за ним, некоторые уже сняли с плеча винтовки и несли их наперевес, словно готовясь к атаке. «Коммунисты! — с гордостью подумал он. — А ведь мы, наверно, первое ополчение войны…»
И он зашагал еще быстрее.
Командный пункт находился за большим закопченным чаном, в котором ремонтники обычно варили асфальт. Молоденький лейтенант-пограничник, увидев вооруженных добровольцев, просиял. «Да вас целая армия!» — воскликнул он, сверкнув белозубой улыбкой. И вдруг крикнул: «Ложись!» Над головой прошелестел снаряд и разорвался на взгорье, неподалеку от недостроенного дота. Орленко что-то ударило в спину. Он схватился рукой и тут же отдернул ее. Это был небольшой осколок, уже потерявший силу, но еще горячий. Лейтенант спокойно поднял с земли зазубренный кусочек железа, подбросил его на ладони. «Вам повезло, — подмигнул он. — Упал бы такой дурак на макушку — и хана! Вы хотя бы шапку надели…» Сам лейтенант был в каске и чувствовал себя уверенно.
Пограничник сел, привалившись к чану, положил на колени планшетку с картой и начал объяснять обстановку. Пока немцы пытаются прорваться лишь в районе железнодорожного моста. Они уже предприняли ряд атак малыми группами, но были отбиты. Однако не исключена возможность попытки прорыва на более широком фронте. Противник уже сосредоточил пехоту в нескольких местах на набережной и сейчас подтягивает к реке резиновые лодки, готовится к переправе. С нашей стороны этот участок обороняет одна застава Патарыкина, усиленная примерно полуротой, присланной капитаном Дьячковым. Конечно, людей у нас мало, но пограничники надеются, что их поддержат укрепрайонцы, сидящие в дотах: ведь если немцы переправятся на наш берег, то заберут их в плен или выкурят газами…
Так или иначе, командовал здесь уже лейтенант. Он приказал секретарю горкома занять со своими ополченцами рубеж на правом фланге от моста, в районе водокачки. Пока это было сравнительно тихое место: водонапорная башня была на весь Перемышль одна, и немцы, чтобы не лишиться питьевой воды, по ней из орудий не стреляли. Лейтенант поставил задачу наблюдать за противником и открывать огонь только в том случае, если кому-нибудь из немцев удастся переправиться на наш берег.
Орленко, пригнувшись, побежал к домам, где на мостовой расположились его ополченцы. Он поднял их и снова повел по дворам вдоль набережной, советуясь с идущими рядом Циркиным и Мельником, как лучше построить оборону. Циркин, которому не терпелось первому вступить в бой, предлагал разделить отряд на два эшелона: сам он со своим взводом займет рубеж на берегу, вместе с пограничниками, а взвод Мельника останется пока в качестве прикрывающего и заодно будет осуществлять связь между ополченцами и штабом комендатуры. Мельник, конечно, возражал. Оба командира — худощавые, поджарые — были похожи на рассерженных петухов. Где-то рядом, у пожарного депо, внезапно застрочил пулемет и раздался крик:
— Немцы!
«Неужели прорвались?» — с беспокойством подумал Орленко и подбежал к воротам. Но на площади перед депо он увидел только двух пограничников с пулеметом. Они лежали за мешками с песком и стреляли куда-то в узкий проход между двумя большими домами.
— Да вот же они, вот!
Стоявший в воротах инструктор Доценко показал ему на группу людей в зеленой одежде, теснившихся в подъезде одного из домов, шагах в ста отсюда.
«Так вот они какие! Но почему же они не стреляют?» Он не успел сообразить, как что-то засвистело, рвануло, забарабанило по земле. Сверху посыпались стекла и щебень, маленькую площадь заволокло дымом…
— Вперед! — раздался отчаянный крик Циркина. Вырвавшись из ворот и опередив всех, командир взвода помчался по тротуару, стреляя на бегу. Ополченцы лавиной устремились за ним.
Орленко бежал вместе со всеми и тоже стрелял. В кого, куда — это угадывалось только инстинктом. Но когда он опомнился, подъезд был уже далеко позади. Какой-то мальчик подбежал к нему и, восторженно заглядывая в лицо, спросил:
— Дяденька, вы их всех убили?
