Возрождение - [54]

Алатея не знала об этом, когда на прошлой неделе я просил ее выйти за меня замуж. Она никогда не должна узнать о том, что оплатил я, хотя бы это и облегчило ее возможность отказа мне. Я уверен, что причиной ее долгого молчания является эта новая, свалившаяся на нее, беда и чувствую себя ужасно оттого, что не в силах утешить ее. Вся эта тяжесть, лежащая на таких юных плечах…

____________________

Вчера, как раз в то время, как я записывал это, вошел Буртон, чтобы сказать, что мисс Шарп в маленьком салоне и хочет повидать меня. Я отправил его просить ее войти. Когда она вошла, я привстал с кресла, чтобы поклониться, — мы никогда не пожимаем друг другу руки. Мне было ужасно больно видеть, как она переменилась. Ее бледное личико осунулось и побледнело, побелели даже губы и весь вид не был так горд, как обычно.

— Не присядете ли вы, — сказал я, вложив в голос все почтение, какое только я мог выразить.

Я знаю, что она была так унижена и несчастна, что сняла бы даже очки, если бы я попросил ее об этом, но, конечно, я не сделал этого.

Казалось, ей было трудно начать. Я взволновался за нее и сказал:

— Я ужасно рад, что вы вернулись.

Она сжала вместе руки в потертых черных замшевых перчатках.

— Я должна была придти, чтобы сказать вам, что, если сегодня, среди дня, вы дадите мне двадцать пять тысяч франков, я приму ваше предложение и выйду за вас замуж.

В своей бесконечной радости я протянул ей руку, но постарался подавить выражение всякого чувства в голосе.

— Это очень хорошо с вашей стороны, и я сказать не могу, как я вам благодарен, — сказал я голосом, звучавшим совершенно спокойно. — Без сомнения я дам вам все на свете, что вы только пожелаете, — и снова я достал чековую книжку и выписав чек на пятьдесят тысяч, протянул его ей.

Взглянув на него, она вспыхнула.

— Но я не хочу всего этого — достаточно двадцати пяти тысяч. Это цена сделки.

Я не позволил себе обидеться.

— Так как вы согласились стать моей женой, я имею право давать вам все, что мне вздумается — вам может понадобиться больше, чем вы думаете, а я хочу, чтобы все шло возможно глаже и согласно вашему желанию.

Она дрожала с ног до головы.

— Я… сейчас я не могу спорить… мне нужно немедленно же идти, но я обдумаю это и потом выскажу свое мнение.

— Если вы собираетесь стать моей женой, вы должны понять, что все, что принадлежит мне, будет вашим, таким образом, какую разницу могут составить несколько тысяч франков больше или меньше. А если вы чувствуете по этому поводу какую-либо неловкость, вы можете вернуть мне их из своих первых ежемесячных карманных денег! — и я постарался улыбнуться.

Она вскочила.

— Когда я снова увижу вас? — умоляюще спросил я.

— Через два дня.

— Когда мы повенчаемся?

— Когда вам будет удобно.

— Вы должны уйти сейчас?

— Да… я должна… я очень благодарна за вашу щедрость. Я выполню свою часть сделки.

— А я свою.

Я старался встать, она протянула мне мой костыль и, подойдя к дверям, обернулась.

— Я приду в пятницу, как всегда, в десять часов. До свиданья, — и она поклонилась и оставила меня.

Что за странный способ становиться женихом! Но в эту минуту меня наполняла только радость, я хотел петь, кричать и благодарить Бога.

Алатея будет моей, теперь это только вопрос времени, в которое я заставлю ее полюбить меня — ее, мою девочку.

Я позвонил Буртону — должно быть очень сильно, так как он торопливо вошел.

— Буртон, — сказал я, — поздравьте меня, друг мой. Мисс Шарп обещала стать моей женой.

На один раз Буртона покинула его невозмутимость, он почти пошатнулся и поднес руку к голове.

— Прости меня Господи, сэр Николай, — ахнул он. — Простите, сэр, но это лучшая новость, которую я слышал когда-либо в жизни.

Его милые старые глаза были полны слез и он яростно высморкался.

— Венчание будет очень тихим, Буртон. Мы проделаем это в консульстве и я думаю, в церкви на улице д’Ажессо, — если мисс Шарп протестантка, — я никогда не спрашивал об этом.

— Венчание не имеет такой роли, сэр Николай. Главное, что молодая лэди будет всегда здесь, чтобы присматривать за вами.

— Без очков, Буртон.

— Ваша правда, сэр, — без этих роговых штук. — В его добрых глазах был целый мир понимания.

Он был так возбужден, что оставил комнату походкой мальчика, а я остался один и каждый нерв во мне дрожал от торжества. Не могу сказать, с каким нетерпением я жду пятницы.

Среди дня зашли Морис, Ольвуд Честер и мадам де Клерте, которые воскликнули в один голос при виде улучшения во мне.

— Но вы выглядите, как миллион долларов, Николай, — сказал Ольвуд. — В чем дело, старина?

— Я поправляюсь, вот и все.

— В воскресенье мы даем вечеринку, чтобы познакомить вас с очаровательнейшей девушкой в Париже, — заявила Соланж, — дочерью моей подруги. Она не обладает большим приданным, но для вас это не играет роли. Мы думаем, что вы должны жениться — и жениться на француженке.

— Очень мило с вашей стороны, я уже показал, как я ценю девушек, не правда ли?

— Не совсем, — она рассмеялась. — Но теперь пришло время.

Мне было забавно. Что подумает Алатея обо всех них — моих друзьях? Соланж еще лучшая из них.

Под напускной дружеской заботливостью Мориса скрывалось беспокойство. Он достаточно тонок, чтобы почувствовать настроение человека, независимо от его слов. Он чувствовал, что со мною произошла какая-то большая перемена и не был вполне уверен, как это отразится на нем самом. Посадив мадам де Клерте в автомобиль (теперь у нее тоже есть бензин) он вернулся обратно и его забавное женственное добродушное смуглое личико было моляще.