Война - пожизненная боль - [17]

Есть и некоторые неожиданности.

Я полагал, что здесь будет тишина и покой, что тут до меня никому дела не будет и я буду работать. Увы! Сразу же пресса, интервью и вопросы типа: что Лукашенко? Он вам позволил уехать? Почему вы избрали для эмиграции Финляндию? И когда я заявляю, что я не эмигрант, у них вытягиваются лица. Вот и пойми людей.

И все-таки надо работать. Только в этом случае наше пребывание здесь обретет какой-то смысл. Иначе зачем? Лишь бы не подвело здоровье… (И не только в этом) (О каком “смысле” речь? - По-моему, в бессмысленности его (смысла) не меньше.)

А вообще Suomi - это благословенная земля. Вы обещались наведать нас. Ждем. Alkaa unohtako (элъкяя унохтако - финн.). - Не забывайте.

Ну вот, мое письмо обрело научный аппарат - но это частный взгляд Ирины. Кроме, разумеется, приглашения. Было бы здорово, если бы и вы здесь оказались.

Не записал ваш индекс, посылаю без. Авось дойдет.

На всякий случай - наш адрес:

V. Bykov, Kalkkihiekantie 2c, 32

00980. Helsinki-98 Finland.

тел. 341 - 23 - 12.

12.VI.98 г.

1 Это первое письмо Лазареву из Финляндии, куда Быков с женой уехал по приглашению финского ПЕН-центра.

***

Дорогие Наечка и Лазарь!

Прежде всего - с днем рождения, милая Надежда Яковлевна, с новыми радостями - от мужа, дочерей, зятьев, внучек и внуков, а также правнуков-правнучек. Ну и от жизни в целом, что само собой разумеется.

Мы уже третий месяц в краю далеком, краю северном и - ненашенском, что очень важно. Отчасти это не симпатично, зато чрезвычайно прагматично. Правда, все больше начинает оглушать всеобъемлющая тишина вокруг, которая, разумеется, только с непривычки досаждает, особенно по причине безъязыкости. Но в общем это благо, так как в здешних краях является нормой. В воздухе разлит аромат индивидуализма; коллективизмом нигде не пахнет, что для нас, людей из коммунистической казармы, несколько непривычно. Но будем привыкать. Возможно, потом придется отвыкать, что, разумеется, чревато определенными издержками. Но что делать! Вся наша жизнь - сплошные издержки.

Зато я, как нигде и никогда прежде, погрузился в работу. Написал небольшую повестушку[1], уже перевел ее на русский и еще - как видите, овладеваю новой техникой, которую поименовал ЖИВОГЛОТОМ[2]. Доставляет определенные удобства, но и пожирает усилия вместе с нервами, и я начинаю порой завидовать тем писавшим, которые это делали гусиными перьями. И вроде неплохо получалось, чего не скажешь о многих из их кнопочных потомков. Что получилось у меня посредством кнопок, пока не представляю. Ирина критикует, но разве можно в таких вещах доверять женщине? Как и в любви. Как свидетельствуют некоторые специалисты, именно в последнем она чаще всего ошибается. За то ее бог и наказывает чаще мужчин.

Но если на трезвую голову, то возможно, она - Ирина - и права.

Еще одна проблема, которую я не могу здесь оценить по справедливости, это отсутствие печатной информации, телевидения тоже. Иногда очень того недостает, но вполне возможно, что это - дурь, от которой здесь есть возможность отвыкнуть. Не знаю, что из этого выйдет…

Здоровье - в каком-то зависшем состоянии, не знаешь, в какую сторону склонится. Зависимость от погоды - прежняя, а погода здесь весьма и весьма не южная. Я уже говорил Ирине: нам бы сюда частицу московской жары. Но ее устраивает здешняя, в среднем около 20 по Цельсию и с частыми дождями.

Вот это и все пока, что я смог настучать на моем ЖИВОГЛОТЕ. Пока он не проглотил этот текст…

Обнимаем вас обоих. Сердечный привет и наилучшие пожелания всему семейству, которое также поздравляем с Днем рождения БАБУШКИ!

Василь Ирина

31 июля 98 г.

1 “Волчья яма”.

2 Так Быков называет компьютер.

***

Лазарь, дорогой дружище!

Твое письмо шло ко мне гораздо скорее - всего только две недели. Впрочем, и другие письма (особенно из Минска) ходят не быстрее. Самые быстрые письма - из белорусской глубинки, например от сестры, которая всегда пишет одно и то же: что картошка не уродила, что муж пьет все больше. По всей видимости, такие сведения никого, кроме адресата, не интересуют. И за то спасибо!

Наша жизнь здесь течет в общем довольно однообразно, что мне почти нравится, Ирине - не очень. Здесь она стала перпетуум-мобиле, способна весь день двигаться - не важно, куда. В город, за город, в лес, на камни, в зверинец. Магазины, правда, ее мало интересуют, кроме разве с утра - продовольственные. Я же все лето просидел за компьютером - сперва овладевал им, потом он потребовал отдачи. Ну и отдал. Написал и перевел повесть, портативную весьма. Когда меня спрашивают, о чем? я отвечаю: о Чернобыле. Может, и так. Но мне кажется, что Чернобыль там - лишь предлог, речь о другом. Жаль, не могу тебе ее выслать, так как уже отдал в “ДН”. Тут у нас неделю был конгресс Пена (если коротко, - смешение языков, только этим мне и запомнился), и я передал через Сильву К.[1] рукопись Смолянской[2]. Наверно, сейчас там читают. А “Трубу” уже напечатали в N 8, за что, в общем, спасибо им. Жаль только, что по этой причине из номера вылетел другой мой рассказ. Говорят - националистический. М. б. Не возражаю… Смешно теперь возражать, когда не только публикация, но и каждый номер может оказаться последним. И в Москве, и в Минске.