Война - пожизненная боль - [10]

Вышла наконец “Нева” с повестью, ленинградцы молодцы, я их люблю за то, что они особенно не лезут ни в систему образов, ни в язык и бережно правят, так чуть-чуть. Кажется, в повести ничего не переиначено, и за то им спасибо. Недавно прислал с “Мосфильма” письмо твой режиссер, и я дал ему право вести с начальством разговор о купле права на экранизацию. Сам я сценарий писать не хочу - устал уже от киноволокит, связанных с предыдущими повестями. Получил письмо от Маргариты[1] из Софии, сообщает, что СП Болгарии направил мне приглашение на сентябрь, но, по-видимому, в этом году я не смогу им воспользоваться, как-нибудь отдохну в своем краю. Было бы только лето, тепло и солнце. Володя время от времени присылает мне карточки из архива на давно забытых сослуживцев, и это, конечно, ранит мою память тоской по давно ушедшим годам - войне и молодости. В общем я понимаю его пристрастие к Подольску[2], отрешиться ему от архива будет не просто. Засасывает память, как наркотик.

Надо и хочется подскочить в Москву, но все не получается по ряду причин. Никогда еще такого не было, чтобы я полных 5 месяцев не был в Москве. М. б. в июне.

Вот такие мои дела!

На семейном фронте без изменений. Предстоит самое неприятное…

На этом я тебя обнимаю. Кланяйся от меня Нае и, при случае, Григорию. (Читал его отрывок в “ЛГ”, рад: прежний Бакланов! Дай бог ему хорошо написать.)

Будь! Василь.

3 июня 78.

У меня появился телефон: 23 - 11 - 57

1 Маргарита Митовска - славист из Болгарии.

2 Имеется в виду Подольский военный архив.

***

Лазарь, дорогой дружище!

Слышал от Володи, что ты в Малеевке, что-то пишешь и доводишь до совершенства лыжное мастерство, тем более, что погода в этот сезон благоприятствует. Наслышан, кроме того, о твоих журнальных делах[1]. На днях виделся с Сашей[2], и он горевал по этому поводу. Но что делать? Я думаю, что надобно все предоставить воле божьей, как это любил говорить Л. Н., он знает, куда правит. А может, даже и лучше, если ты скинешь, наконец, этот хомут, который тер твою шею столько лет. Может, станет свободнее на душе. Авось как-нибудь не пропадешь, на кусок хлеба заработаешь, а о внучках позаботятся их родители.

У меня прежняя суета-сует, не дают вздохнуть ни одного дня, жду лета, чтоб куда-нибудь смыться, куда не достает телефон. Да и здоровье вынуждает заняться им по-настоящему, потому что иначе оно всецело завладеет мной. В Гродно наконец развязался, Ирина переехала ко мне, хотя, разумеется, там у нее остались еще глубокие корни - сын, квартира, внук, кое-какие дела. Но в ней теперь единая моя отрада[3].

Где-то в конце женского праздника грозится нагрянуть Володя с Раисой, и я буду рад ему, тем более что давно уже не виделись. Плохо вот только, что у него разрегулировались контакты с некоторыми из моих близких друзей, не знаю теперь, как совместить их. Он же ведь непреклонен, хотя совершенно не из чего лезть в бутылку. Просто каприз.

В двадцатых числах марта будем в Москве. Меня вызывают (вернее приглашают) на совещание молодых в качестве руководителя одного из семинаров, и я дал согласие, чтобы побывать в Москве и повидаться. Думаю прихватить Ирину. Надеюсь, ты к этому времени закончишь свой малеевский отпуск.

Вот такие мои дела.

Сердечный привет Нае и твоим девочкам, очень хочу, чтобы ты сохранил бодрое расположение духа. Все как-нибудь устроится…

Обнимаю, дружище, твой Василь.

1 марта 79 г.

1 После ухода В. Озерова с поста главного редактора “Вопросов литературы” на его место был назначен М. Козьмин, крайне неудачная кандидатура для такого поста. (См. об этом: Лазарев Л. Записки пожилого человека. С. 464 - 467.)

2 Алесь (Александр Михайлович) Адамович (1927 - 1994).

3 Из воспоминаний Быкова: “В теплом солнечном мае 1978 года ко мне в Минск из Гродно приехала Ирина Суворова, с которой мы долго по доброму дружили, работая в газете. С Ириной я познакомился, когда она была студенткой отделения журналистики БГУ и приезжала в Гродно на практику. Вскоре после того я во второй раз очутился в армии, уехал на Дальний Восток, а Ирина, окончив учебу, вышла замуж, родила сына Сережку и почти до самой пенсии проработала в “Гродненской правде”. Там я ее и застал, вернувшись из армии. Ирина одной из первых в редакции оценила мои литературные опыты, обнаружив отменные знания и совершенный литературный вкус. Потом она стала моей машинисткой-первопечатницей и первым критиком моих произведений. Я был ей благодарен за всё, и эта благодарность постепенно переросла в постоянное чувство. Чувство это приобрело особый характер, когда я попал в черную полосу литературно-политических издевательств, когда гродненское начальство и многие мои коллеги-писатели и журналисты стали проявлять ко мне неприязнь. Ирина стояла на своем, поддерживала меня и верила в мою счастливую литературную судьбу, хотя с каждым годом испытаний становилось всё больше” (с. 329).

***

Лазарь, дорогой дружище!

Дважды не смог тебе дозвониться, чтобы поблагодарить тебя за хорошие слова обо мне в “ЛГ” и делаю это письменно. Спасибо, дружище! Живу я в общем неплохо; тем более что наладилась наконец погода, но много по-прежнему ненужной суеты и казенщины. Иногда выезжаем с Ириной на природу, хотя природа, особенно в выходные, почти недоступна - за каждым кустиком - автомобиль, а возле куча полуобнаженных тел… Донимает еще всяческое чтение (рукописей, книг), малоинтересное, но такое, от которого уйти невозможно.