Война - [52]

Мы не раз видели этих женщин в очереди к государству. В очереди за элементарным состраданием, за сочувствием, за уважением к матери, отдавшей Родине самое дорогое, что у нее было, – жизнь сына, и взамен не получившей ничего, даже денег на его похороны. От них везде отмахивались, от этих матерей. Сейчас и мать Мухи, и мать Яковлева тоже, наверное, обивают где-то пороги.

– Ну нет, генеральской-то вдове уж точно сразу все выплатят, – считает Фикса. – Это все ж таки генерал, а не какой-нибудь зачморенный Пиноккио, каких можно сотню в день навалить, и не жалко. А генералов у нас мало. Небось, сам президент каждого по фамилии знает! – Он задумывается над своим открытием. – А интересно, как это, когда президент с тобой за ручку здоровается?..

В конце концов спор прекращает Аркаша.

– Неважно, генерал ты или полковник, – говорит он, – важно, какую ты должность занимаешь. Быть вдовой начальника службы расквартирования войск и вдовой командующего каким-нибудь Забайкальским округом – совсем не одно и то же, даже если командующий округом и выше по званию. И ни хрена их президент не знает, генералов у нас тьма-тьмущая. Они вон в Министерстве обороны дневальными ходят, там солдат нет, и генералам самим приходится с тряпкой на коленях ползать, лампасы протирать. Это мне один полковник рассказывал, когда мы дело заводили по его заявлению. Его генерал избил и сломал зуб, а он за это стуканул на него: мол, тот дачу себе строит из ворованных материалов и еще солдат заставляет пахать на строительстве. У них там тоже дедовщина будь здоров.

Я Аркаше не верю, мне кажется сомнительным, чтоб в самом Министерстве обороны была дедовщина. Хотя… черт его знает, почему бы и нет? Генералы ведь не из сахарного теста лепятся, наверное, и они когда-то были лейтенантами. Еще две таких войны – и наш комбат тоже станет генералом, уйдет на повышение и будет там всех дубасить. Что в этом такого?

Наконец на плац выходит командир полка в сопровождении комбата. Мы замолкаем.

– Здравствуйте, товарищи! – кричит полкан, словно перед ним парад на Красной площади, а не полуукомплектованный батальон.

Потом начинает рассказывать нам про пьянство, называет ублюдками и алкашней и грозится каждого вздернуть за ноги на этой вот самой дыбе, которую так остроумно придумал наш комбат. Он всецело одобряет это нововведение и советует командирам других батальонов перенять наш опыт. И пускай солдаты даже не вздумают ему жаловаться на неуставные взаимо отношения, с пьянством и воровством он будет бороться! После этого полкан говорит что-то о долге, с честью выполненном нами в горах, о том, что Родина не забудет своих павших героев, и прочую чушь.

Он вышагивает перед нами на негнущихся ногах, оттопырив вперед пивное пузо, и рассказывает, какие мы молодцы.

– Обосрал, а теперь облизывает, – замечает Мутный.

– А знаете что? – говорит Аркаша, хитро прищурившись. – Полкана-то нашего назначают заместителем командира дивизии. На повышение пошел, теперь генералом будет. За удачно проведенную контртеррористическую операцию полковник Вертер представлен к званию Героя России. У меня в штабе полка землячок есть, он сам наградной лист видел.

– Не может такого быть! – восклицает Олег. – Вертер же трус! Он же на передовой был один раз! Полбатальона положил за какой-то вшивый бугорок, да так и не взял его! Таких расстреливать надо, не может быть, чтобы он стал генералом, да еще и Героем!

– Это для тебя – вшивый бугорок, а в его донесениях – стратегически важная высота, обороняемая превосходящими силами противника. И лезли мы не в лоб трое суток, а выполняли тактический маневр, в результате которого боевики были вынуждены оставить свои позиции. Все зависит от того, как подать. Что ты, как ребенок, в самом деле! Война же не здесь делается, а в Москве. Ты что, не согласен с тем, что ты – герой? Может, еще и от медали откажешься?

Нет, от медалей никто из нас не откажется. Если уж каждый солдат пропихивает вверх по служебной лестнице пяток полковников и генералов, то пускай и нам что-нибудь перепадет.

– А интересно, что полкан будет делать со своим «Паджеро» после войны? – вдруг спрашивает Пинча.

– Да уж не волнуйся, тебе не подарит.

– А хорошо бы.

Начинается награждение. Дядюшка Вертер становится под дыбой и своим деревянным голосом зачитывает приказ командующего группировкой. Мы с нетерпением ждем: кто же первый? Кого Родина посчитала лучшим и самым достойным из нас? Может, Ходаковский, как-никак его ранило, и до «Минутки»[24] он первым дошел, и в горах воевал по-настоящему. Или дагестанец Эмиль, снайпер, – он подползал на пятнадцать метров к чеченским траншеям и стрелял в упор. Эмиль убил тринадцать человек, а его не убил никто. Днем он не мог шевелиться и весь световой день неподвижно лежал в кустах. Ночью уползал. На следующую ночь приползал снова. Комбат представил его к Герою России. Или, может, кто-то из минометки? Уж они-то точно навалили «чехов» больше всех.

Комбат берет первую коробочку, открывает орденскую книжку, набирает воздух в легкие. Мы замираем. Ну, кто?

– Рядовой Котов, ко мне! – громко и торжественно выдыхает комбат.