Вот-вот наступит счастье - [5]

На этот раз профессор явился с огромным букетом цветов, бутылкой шампанского и коробкой шоколадных конфет. Он не боялся показаться банальным.

Клавдия перепугалась.

— У меня складывается впечатление, дорогая подруга, что всякий раз, увидев меня, вы почему-то цепенеете от восторга. Это так завораживает! Вот бы на мое появление так реагировали технические работники Коллегии, — пошутил Лобов, подмигнув Клавдии.

— Со мной такое бывает. По счастью, не часто. Обычно при вашем появлении я тихо радуюсь.

— Где ваш племянник Зимин? Он, кажется, занимается сочинительством?

— Зимин — писатель и очень талантливый!

— Жаль, что это умирающая профессия. Придется ему подыскать другое ремесло.

— Я ему обязательно передам.

— Разве он сегодня не составит нам компанию? Я же просил вас обязательно пригласить его на ужин. Мелкое непослушание так раздражает!

— Не вышло. У него дела.

— Не хочу слышать отговорки. Никому не позволено нарушать мои планы.

— Зимин всегда поступает по-своему.

— Я встречал таких людей. Они забавные. Но их время давно прошло, отныне им придется подчиняться общим правилам, например, приходить, когда зовут.

Клавдия оцепенела, но на этот раз не от восторга, а от непонятного ужаса, который проник в ее душу. Лобов это заметил.

— Дорогая моя подруга, вы не должны так откровенно зависеть от своего племянника. Это недопустимо. В конце концов, вы состоятельная вдова, вам принадлежит сеть ресторанов быстрого питания «Колобок». Собственность должна добавлять вам уверенности.

— Профессор, вы никогда прежде не интересовались моим имуществом.

— Это так романтично — не впутывать деньги в наши отношения. Я давно забыл о существовании денег. Это очень удобно. И вам понравится. Люди быстро привыкают к хорошему.

Клавдия была потрясена.

— Ну вот, вы опять оцепенели, — сказал Лобов. — Может быть, продолжим разговор за ужином? Что-то я проголодался.

Клавдия накрыла в столовой. Лобов произнес подходящий случаю тост:

— За здоровье прекрасной дамы! — и принялся за еду, он действительно обладал завидным аппетитом.

В тишине прошло десять минут. Наконец, Клавдия не выдержала:

— Профессор, вам не нравится мой племянник?

— Писатель Зимин? А почему, собственно, он должен мне нравиться? — искренне удивился Лобов.

— Хотя бы потому, что он мой племянник.

— А, в этом смысле. Простите, дорогая, я задумался. Не сразу сообразил, о чем вы. Дела, заботы, никому ничего нельзя поручить. Все приходится делать самому. И рад бы бросить работу, но мой удел — побеждать!

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Зимин — часть вашей жизни, дорогая моя подруга, я знаю про его существование. Этого достаточно.

— Он очень умный. Вы читали его книги?

— Представьте себе, пролистал.

— Ну и?

— У меня сложилось впечатление, что мы с ним живем в разных, совершенно непересекающихся мирах. Он многое придумывает. Берет из головы. Признаюсь, что читать его тексты было интересно, но его сочинения слишком далеки от реальности.

— Неужели только вы, профессор, разбираетесь в том, как устроен наш мир?

— Вот так вопрос! — засмеялся Лобов. — Конечно! Мир таков, каким я хочу его видеть.

— Иногда мне кажется, что вы — робот.

— А вот и нет! Но как настоящий мужчина, я научился отделять работу от личной жизни.

* * *

После ужина Лобов расположился в кресле и слушал классическую музыку. При этом он щелкал грецкие орехи и размышлял о бренности существования.

— Вкусные орехи, — сказал Лобов.

— Очень хорошо. Я знаю, что вы их любите. Но сегодня вы поедаете их с такой трогательной безысходностью, что я подумала: «Не пришло ли время поменять поставщика»? Простите за откровенность.

— К качеству орехов у меня нет претензий.

— Но вы так подозрительно сумрачны.

— Вы слышите, с каким треском раскалываются эти крепкие скорлупки? Мне в голову пришла обидная мысль, оказывается, все мы, и я в том числе, безоговорочно смертны. Грустно сознавать, что однажды моей счастливой жизни, просчитанной на долгие годы, как представлялось совсем недавно, придет конец, и я буду раздавлен безжалостными щипцами судьбы.

— Есть вещи, о которых не стоит вспоминать слишком часто, — сказала Клавдия примирительно. — Думайте о жизни. В этом залог счастья.

— Можно поступать и так. Но пройдет какое-то время, и смерть отберет у меня нажитое. И ничто не поможет: ни суды, ни апелляции, ни обученные в Гарварде адвокаты. Просто однажды обнаружатся обстоятельства, по поводу которых нельзя будет ни с кем договориться. Придется платить по счетам. И это обязательно случится, если не позаботиться о собственной выгоде прямо сейчас, не откладывая решения в долгий ящик.

— Вы слишком много думаете о себе, профессор, — заметила Клавдия. — Это может нехорошо отразиться на вашем здоровье. Помните о возможном инфаркте.

— Простите, но я должен отдать распоряжение своему секретарю. Срочно, пока не забыл. Это важно.

Он достал коммуникатор.

— Жеков? Как там у нас обстоят дела с бессмертием? Отлично! Попрошу обеспечить процесс и доложить о выполнении.

— Лобов, вы умеете быть таким милым! — сказала Клавдия, улыбнувшись.

— Когда-то давным-давно бабушка любила повторять: «На тот свет с собой богатство не возьмешь, придется на нашем оставить». А ведь это правда, почему-то я понял это только сейчас, — ответил Лобов.