Воспоминания - [50]

Большим событием для нас всех было 60-летие Б. В. Эту дату в Институте было решено не отмечать — он не был в почете у начальства. Мы организовали поздравление «снизу». Инициатором были главным образом младшие научные сотрудники и другие «неважные персоны». Очень большую активность проявила Катя Хмелевская, сотрудник издательского отдела и моя старшая подруга, которая слушала лекции Б. В. еще в Институте Истории Искусств. Участвовали и сотрудники многих других Отделов. Прежде всего, мы собрали деньги. С особенным упорством собирали мы их у сотрудников богатых и не любивших Б. В. Затем мы произвели предварительную разведку и установили, что в продаже есть много картин — и хороших, причем они не очень дороги. Но есть также и большие антикварные сервизы, поступившие из Германии. Некоторые из них, имевшие небольшие изъяны, были уценены и более доступны. Екатерина Митрофановна Хмелевская предложила нам посмотреть картины, которые ее родственники, бывшие в родстве с семьей Бенуа, готовы были продать. Она утверждала, что одна из этих картин, пейзаж, считалась принадлежащей кисти Бенуа, а другая — изображавшая Татьяну на балконе при восходе солнца — произведением Самокиш-Судковской. Я настояла на том, что картины нужно предварительно показать Б. В. под видом совета с ним по художественным вопросам. Он сначала повертел в руках пейзаж, изображающий, как мы считали, крымскую степь, столь дорогую его сердцу. Прежде всего он легко прочел трудно читаемую подпись художника и разочаровал нас, сказав, что это Альберт Бенуа, а не его более знаменитый как художник брат Александр. Кроме того, там оказалась совершенно мало заметная подпись: Vue de Corse («Вид Корсики»). Показывая ему «Татьяну», мы совсем оробели и «поджали хвосты». После этого мы решили пойти в магазин, где был большой выбор картин. Мы обратили внимание на картину Серебряковой, изображавшую русскую женщину около печи — рядом с ней стояла крынка. Я отвела предложение подарить эту картину, так как мне она показалась слишком громоздкой. Всем очень понравилась маленькая картина, которая, кстати, стоила очень недорого. Она приписывалась (под вопросом) художнику Н. Ге и изображала Гефсиманский сад и стражников, хватающих Христа. Я также отвергла этот подарок, так как решила, что она вызывает тяжелые и достаточно современные ассоциации, и Б. В., подымая глаза от работы, будет вынужден видеть сцену ареста. После долгих обсуждений мы решили купить великолепный столовый майсенский сервиз. У нас была большая компания, были и мужчины: Г. А. Бялый и В. Н. Орлов. Бялый все время просил купить маленькую серебряную позолоченную ложечку. В результате мы купили и сервиз, и солонку, и ложечку, и еще какую-то серебряную ложку. Все это было завернуто в большой пакет, который взялся доставить юбиляру В. Н. Орлов. Он сам следил за упаковкой, потом важно пошел по Невскому, щеголеватый, с толстой тростью, сопровождаемый двумя толстыми женщинами — помощницами из магазина, которые несли подарок. Как выяснилось на следующий день, Б. В. и Ирина Николаевна испытали шок, увидев такой подарок. Но потом Б. В., как свойственно было его аналитическому уму, стал анализировать содержание пакета. Первое, что ему бросилось в глаза, была полная опись предметов сервиза с обозначением цены каждого предмета. Услыхав это на следующий день от Б. В., мы охнули, но он сказал: «Что вы?! Это было самое интересное. Мы с Ириной Николаевной целый вечер сверяли подарок с описью». И тут же он заметил: «А где две маленькие тарелочки?». Дело в том, что сервиз был неполный, и некоторых предметов не хватало. Поэтому для «усреднения» две тарелочки были спрятаны в шкафу у Екатерины Митрофановны (по сравнению с другими предметами они оказались лишними). Катя Хмелевская открыла шкаф, вынула тарелочки и дала их Б. В. Я от себя сделала Б. В. отдельный подарок. В Тарту была чудная рукодельница, изготовлявшая игрушечных зверей из кусочков шерсти. Ее игрушки, каждая из которых имела свой характер, любили и взрослые, и дети. Этой женщине я заказала для Б. В. игрушечного тигра. Ю. М. Лотман, мой брат, взялся проследить, чтобы эта игрушка была своевременно изготовлена и попала ко мне в Ленинград. И о чудо! Тигр, крепко стоящий на рыжих веснушчатых ногах, с лихо закрученным хвостом и с твердой, решительной постановкой корпуса оказался чем-то похожим на Б. В., хотя мастерица никогда его не видела. Когда Б. В. увидел в моих руках закрытую коробку, он, получив только что ценный подарок, испугался. Но когда он приоткрыл крышку коробки и увидел рыжие веснушчатые лапы, он закрыл ее и без разговоров унес в свой кабинет. На следующий день он сказал мне и Кате Хмелевской: «Ирина Николаевна говорит, что очень похож».

Б. В. был большим знатоком не только литературы, но и других видов искусства. Он любил музыку, у него дома был замечательный рояль, на котором практиковался Рихтер, когда приезжал в Питер. Игрой Рихтера восхищались все окружающие, правда, кроме соседа снизу, милиционера, которому «мешал шум». Еще Б. В. любил кино, особенно фильмы в стиле неореализма. Мы обсуждали с ним кинофильмы «Похитители велосипедов», «Антуан и Антуанетта», «Плата за страх», которые ему нравились, а я порывалась критиковать за отдельные, как мне казалось, спорные элементы. Когда же я посмотрела очень восхитивший меня фильм «Умберто Д.» (режиссер Витторио де Сика), я подумала, что его герой — старый бухгалтер на пенсии — больше похож на престарелого профессора-филолога, даже я бы сказала на Б. В. Это сказывается и в том, как он прощается со словарями, которые продает, и в том, как разговаривает с девушкой, помогающей по хозяйству. И действительно, как я потом узнала, героя играл филолог. (Де Сика любил снимать не профессиональных актеров, что, кстати, мне не всегда нравилось.) Так что в данном случае мои наблюдения оказались правильными.