Воспоминания - [15]

8. Наша жизнь на даче

Поездки на дачу играли большую роль в нашей жизни, и пребыванием на той или иной даче окрашивались разные ее периоды. Десять лет своего детства мы жили в Сестрорецке на даче, которую арендовали на этот срок родители. (Это было возможно только в годы НЭПа). Барская дача с большим садом, в котором дико разрасталась сирень, цвели многолетние цветы — дикие флоксы, желтые георгины, — своим задним фасадом выходила на Пески, в дюны, которые в то время еще не были застроены и представляли собою довольно высокие песчаные холмы, между которыми находилось небольшое заросшее озеро. Его все называли «бочага». Об этом озере рассказывали разные страшные истории, на нем происходили несчастные случаи: дно его было вязким и легко засасывало. Поэтому нам строго запрещалось ходить на бочагу, но поэтому же мы, под руководством Инны, обожавшей приключения, не вылезали из бочаги, чего наша работавшая и вечно занятая мама не замечала. Мы собирали на трясине в бочаге клюкву и делали из нее бусы. Один случай раскрыл маме глаза на наши авантюры. Однажды мы заметили прекрасный островок, покрытый особенно яркой зеленой травой. На нем росли невысокие кусты и маленькое деревцо. Раньше мы не обращали внимания на этот островок, и мы решили его обследовать. Мы перебрались туда и стали искать клюкву. Каково же было наше неприятное открытие, когда, соскучившись на островке, мы обнаружили, что он — плавучий и за это время отплыл на середину бочаги! Страшные рассказы о детях, осмелившихся купаться в бочаге и утонувших, были нам известны. К тому же мы не умели плавать. Первая решилась перебраться на берег отчаянная Ляля. Она бухнулась в темную воду, которая накрыла ее с головой, вынырнула, влезла на корягу, с нее перебралась на кочку, опять бухнулась в воду и оказалась вся черная на берегу. За ней полезла Инна. Она долго изучала дно своими длинными ногами, наконец нашла корягу, перебралась на кочку и по-собачьи доплыла до берега. Я дольше всех оставалась на трясине. Тихонько, чтобы никто не услышал, звала «Караул!», несмотря на угрожающие жесты Инны, но в конце концов проделала тот же путь, что и другие. Мы оказались на берегу все черные от тины и болотной мути, и тут же Инна выдвинула оригинальное предложение. Она сказала, что следует скатиться, переваливаясь с боку на бок, с высокой дюны — как мама обваливает рыбу в муке, перед тем как жарить. Тогда не видно будет, что мы такие черные. Мы так и сделали и побежали мимо няни Груши, которая сидела с Юрой на песке и при виде нас перекрестилась. Юра был еще совсем маленьким, его лицо от уха до уха было в киселе: няня кормила его черничным киселем, а он вертелся. Значит, и мы еще были малы. Это было на «белой даче» в тот период нашей жизни, который запечатлен на фотографии, где Юра сидит на руках у мамы, Ляля маленькая и веселая стоит сбоку, а я нахмуренная в нарядном дореволюционном платье занимаю центральную позицию.

Когда мы с Лялей стали подростками, лет 12–14 или даже 15, мы с Юрой жили втроем на даче. Инна считала себя взрослой и на даче жить не хотела. Родители работали, но дача снималась ежегодно, и на ней жили мы втроем. Мы с Лялей вели хозяйство, в котором посильно участвовал Юра. Деньги и продукты кончались у нас в первую половину недели, и дальше мы жили на черных сухарях, которые мама сушила всю зиму из всех оставшихся кусков, на картошке, которую подкапывали из нашей грядки, и, главное, на грибах, которые по канавам собирал Юра, и на незрелых ягодах красной смородины с куста, который нам «отвела» хозяйка дачи. Одним летом было солнечно, но очень ветрено, и мы нашли зеленую полянку, окруженную заборами, где мы сидели и после хозяйственных дел играли в рослый рослак.

Мы с Лялей стояли часами в очередях за продуктами, которых хватало на три-четыре дня, носили вдвоем тяжелейшую банку керосина за несколько километров, с ужасным напряжением вытаскивали ведро воды из колодца на веревке, готовили обеды из картошки, черных сухарей, кислых ягод и грибов, и все эти труды не мешали нам находить время для уединения на зеленой полянке. Что нам не хватало денег и продуктов, мама догадалась только в конце лета, когда увидела, что мы опустошили два больших мешка с сушеными «остатками» черного хлеба. Я же приняла свои меры и повесила на вокзале объявление, что даю уроки немецкого и русского языков. На успех этой попытки я особенно не рассчитывала. Но чудо! Клиенты нашлись. Однажды, когда мы с Лялей готовили обед, и я, как всегда, была в сарафане и босиком, нас позвали снизу лестницы (наша кухня и комнаты были на втором этаже дачи). Услыхав, что речь идет об объявлении, я быстро надела на босу ногу мамины туфли и накинула мамину белую юбку-клёш «довоенного», то есть дореволюционного, пошива. После этого мы позвали к нам даму в белой шляпе с полями, в строгом платье и с прической. Она спросила, сколько мне лет, и я немедленно соврала, что 17, хотя мне было 15, и она пригласила меня быть бонной к двум девочкам 6 и 7 лет с тем, чтобы говорить с ними по-немецки, гулять, рисовать и заниматься с ними с 9 часов утра до 4 часов дня. За это я должна была получать 40 рублей в месяц. Через несколько дней пришла другая дама и наняла меня готовить в 1-й класс мальчика, который не мог никак освоить букварь. За это я должна была получать 25 рублей в месяц. Очень интеллигентная и состоятельная семья, в которой я занималась с девочками, меня стесняла своим чинным дореволюционным бытом и консерватизмом. Мать семьи мне рассказывала, что очень огорчалась, что старшую девочку ей «пришлось родить» 8 марта. Когда я, нарисовав девочкам бумажных кукол и полный гардероб к ним, к одному платью сделала даже не красный, а оранжевый галстук, мамаша «упразднила» этот бумажный наряд. В этой семье был родственник — взрослый человек, кажется, брат хозяйки, Глеб. Однажды он стал говорить о чудовищном невежестве современных школьников, о том, что они совершенно не знают истории. Это была истинная правда, но она меня обидела, как осуждение всего нашего поколения. Я сказала, что мой брат, совсем еще не взрослый, историю знает. Глеб решил «уличить» меня и захотел познакомиться с этим мальчиком. Проэкзаменовав Юру, он сказал сквозь зубы: «Да, не хуже гимназиста!», но я внутренне с ним не согласилась. Гимназиста заставляли учить историю, а Юра сам придумал это, сам, не по учебникам знакомился с фактами истории и горячо любил «Илиаду», книгу историка Полибия, «Сравнительные жизнеописания» Плутарха. Потом Глеб заинтересовался юным эрудитом и стал приглашать его на свою дачу. Они встречались несколько раз.