Восемнадцатый век и Французская революция - [26]

Царствование Людовика XVI кончилось банкротством старого порядка. Монархия Бурбонов в лице этого короля отрекалась от традиций, твердо в ней державшихся около двух веков. Созывались генеральные штаты, но перед правительством было теперь еще два пути – или представить на утверждение государственных чинов готовый план необходимых реформ, возвратить себе этим доверие страны и, опираясь на общественное сочувствие, провести в жизнь новые начала, или же, напротив, явиться перед представителями сословий с пустыми руками, прямо признаться в своем незнании, что же нужно дальше делать, и тем самым передать дело реформы в руки генеральных штатов. Мирабо находил, что нужно было идти по первому пути, и заявлял, что у него есть «определенный и прочный план», который представителям нации останется только санкционировать, но Неккер, которого Мирабо считал только «шарлатаном», как раз не имел никакой выработанной программы, – и правительство пошло по другому пути. Старая власть созывала представителей нации, не имея никакого представления о том, что же из этого выйдет, и потому оказалась бессильною принять на себя руководящую роль в движении, которое, наоборот, формулировало свои принципы и в прессе, и в публичных речах, и в тех наказах, которыми избиратели снабжали своих выборных.

[1] О Мирабо, кроме его мемуаров, сочинений и речей (см. издания Бакура, Дюмона и др.) и устарелых биографий Пипитца, Левитца, Вермореля и т. д., существует целая новейшая литература. Несколько лет тому назад о фамилии Мирабо предпринял обширное исследование Louis de Loméпie, автор монографии о Бомарше, но не окончил, успев в двух томах только довести до конца биографию Мирабо‑отца (см. в «Этюдах» В. Ф. Корша статью о последнем на основании книги Ломени); продолжал эту работу и завершил капитальный труд (еще три тома о фамилии Мирабо, дав биографию Мирабо-сына, Ломени-сын (Charles de Loménie). Полное заглавие пяти томов Л. и Ш. Ломени: «Семья Мирабо. Новые очерки о французском обществе XVIII века». Одновременно с нею появилась двухтомная немецкая биография Мирабо, написанная Альфредом Штерном (см. нашу рецензию в «Русской Мысли» за 1891 г ). По книги Ломени составлены биографии Мирабо меньших размеров Мезьера (в русском переводе М. Г. Васильевского). Edm. Rousse (в коллекции Les grands écrivains français), Arnoult, Г. E. Афанасьева (публичная лекция). Наконец, о Мирабо существует масса статей, из которых отметим Décrue. Очерки о политических идеях Мирабо (в Revue historique за 1883).

[2] «Письмо графа Мирабо Фридриху Вильгельму, царствующему государю Пруссии, в день его восшествия на трон». Мирабо написал еще «Секретную историю прусского двора».

Глава XXXIII. Созыв генеральных штатов и наказы 1789 года

Революционное настроение Франции перед 1789 г. – Намерения правительства относительно генеральных штатов. – Его поведение во время выборов. – Агитация в прессе, – Брошюра Сийеса. – Выборы и роль Мирабо.

Потребность во внутренних реформах более или менее чувствовалась во всех европейских государствах XVIII века, но особенно сильно чувствовалась она во Франции. Здесь указывали на её необходимость министры, далеко не бывшие новаторами по принципу; здесь литература и значительная часть образованного общества прямо были проникнуты духом преобразований; здесь тяжелее, чем где-либо, приходилось от старых порядков народной массе, загнанной и разоренной, но все более и более делавшейся беспокойною и выражавшей свое недовольство (хотя бы, например, в столь частых в XVIII в. хлебных бунтах, не говоря уже о развитии нищенства, бродяжничества, разбойничества). Долговременный законодательный застой в то самое время, когда общественная жизнь шла вперед, а старые учреждения, наоборот, приходили в расстройство, был причиной того, что будущая реформа должна была сразу сделаться более глубокой, всесторонней и полной, чем если бы она производилась своевременно, исподволь, по частям. Консервативная оппозиция против преобразовательных планов и постоянная реакция против уже произведенных реформ, а также полное вырождение и внутреннее бессилие правящей власти делами невозможною энергическую деятельность правительства в смысле проведения самых настоятельных преобразований старыми средствами, и осталось одно – обратиться к самой нации, обратиться притом не за поддержкою для какой-либо программы, которая могла бы существовать у правительства, – её не было, – а за советом, что делать. Между тем господствующим настроением нации было недоверие к власти, ненависть к старому порядку, стремление к переменам. Политическая философия эпохи сообщала этому настроению, порождавшемуся непосредственно самою жизнью общества при данных условиях, весьма определенный характер, вносила в него элемент сознательности, указывала на ту цель, к которой следовало стремиться, предлагала средства, которыми можно было бы устранить всякого рода злоупотребления. У нации спрашивали совета, но, давно отученная от заведования собственными делами, нация была лишена опытности, необходимой в государственных делах. Она могла только указать на свои нужды, которые, впрочем, правительству старого порядка были плохо известны, да предъявить свои желания, которых правительство раньше не хотело знать, с которыми вступало раньше даже в борьбу.