Воля твоя - [64]

Довольный гогот и похрюкивания сменили трагически витавшее настроение. Тварь они, спустя время, доставят по назначению, меня или мою голову тоже, а вознаграждение поделят уже на четверых. Если и еще одна окочурится, то на троих. Все оказывались только в плюсе от моего безумного своевольства. Ну, или почти все.

Бонифаций усиленно причитал, поминая Создателей и всех богов, о которых он только слышал. Я и не ожидал, что он успел ко мне так сильно привязаться. И как, собственно, он до этого все это время умудрялся молчать? Змееподобная женщина сверлила меня все таким же мутным взглядом, с каким-то замиранием стягивая мое тело. Судя по всему, яд на нее подействовал достаточно, и у нее просто заканчивались силы — в этом краткосрочном бою она окончательно выдохлась.

— Не двигайся, о-о Создатели! Только не двигайся, Марек!

— Спасибо… за заботу… Бонифаций, — прошептал я, стараясь, чтобы Ловцы меня не услышали, — но лучше бы… ты чем-нибудь помог.

— Чем? Чем, Марек? Ты только скажи, я сделаю!

— Видишь… веревку? — Кивнул я на размотавшийся край, дождавшись пока змееподобная не успокоится окончательно, замерев в одном положении. Никто не давал гарантии, что это существо вновь не кинется буйствовать, но попробовать стоило, если уж конь горел таким желанием помочь.

— Ну-у, — протянул он уже без особого энтузиазма (без особого запала).

Инициатива наказуема, сомневаюсь, что он этого не знал.

— Потяни…

— Э-э, конь, ты че? Пошел вон!

— Куда?..

Что-то тяжелое прилетело в бок Бонифацию, отчего тот обиженно заржал, но от намерений своих не отказался — стреноженным медленно, чересчур медленно подошел к свалявшимся на земле телам. Хряпнул край веревки, с такой же скоростью потянув на себя.

— Смотри, че делает!

— О, о-о!

Змееженщина никак не реагировала, каким-то стеклянным взглядом продолжая глядеть исключительно мне в глаза. Лицо ее при этом ничего не выражало. Казалось, она даже не осознавала происходящее, застланное сейчас пеленой огромной дозы отравы. Лишь медленно, как заспанный жук, пошевелила руками, когда ее хвост начал сползать с меня на землю.

— Хватайся! — Мне в плечо ткнулось древко рогатины, за которое я, с трудом отведя глаза от дурманящего взора, схватился. Сдвоенным рывком меня выдернули прочь.

— Что-то ты совсем плохо выглядишь.

— Нормально, — отмахнулся я от чрезмерной заботы.

— Но побили тебя крепко.

Я хмуро на него взглянул, уже жалея, что это животное умеет говорить. Или я слушать? В любом случае, от его констатаций фактов уже становилось тошно.

Но побили меня действительно крепко. Отыгрались за все их злоключения этого дня, благодаря мне и имеющие место быть. Оказалось, что они все ой как скорбят о почивших товарищах — вторая, с перебитой головой и руками из задницы перебинтованная, протянула недолго. Оставшись втроем, по такому поводу, долго решали необходимость гнаться за двумя зайцами. Один предлагал добить змеюку, второй — меня. Но командир, с самого начала твердивший о нехорошем предчувствии по поводу такого везения, вдруг сменил свое мнение на противоположное, категорически запретив трогать кого бы то ни было. Он планировал получить вознаграждение за нас обоих.

Женщина со змеиным хвостом не двигалась вот уже несколько часов. День сменился вечером, потом сумерками, непроницаемая тень наползла на лес ночным покрывалом, а она так ни разу не пошевелилась. Лишь шумное дыхание, раньше совсем беззвучное, все чаще перебивалось хрипом.

Я поморщился, отвел взгляд в сторону, не в силах больше смотреть на ее мучения. Мне вдруг стало нестерпимо жаль эту женщина, это необычное создание, помесь человека с животным. Было больно видеть ее состояние, медленное угасание в ней жизни.

Она была совсем другая, иная, непохожая на кого бы то ни было, виденного мною прежде. И это были не просто физические отличия, в этом было все: смысл жизни, ее значения и понятия, уклад, умение жить и выживать, иные ценности жизни, ее прелести. С одним лишь змеиным хвостом все это не передастся. Я это прекрасно видел. Понимал и осознавал, что передо мною совершенно иное, иначе думающее существо, и мне было все равно его жаль. Кто знает, возможно, сама бы эта змеедева меня бы совершенно не поняла.

— Да че за день-то такой…

— Самый удачливый день, — перекривил его командир. — Накликал ты, щенок, как пить дать, накликал…

— Не гони на него!

— Ты меня поучать еще вздумал? Кто, я спрашиваю, кто должен был следить за змеюкой?! Твой недосмотр, ты допустил ее бегство!

Ловец, поджав губы, угрюмо молчал.

— Вот это удача: потерять на ходке сразу двух человек, один из которых ходит со мною уже третий год! Лучше эта Тварь вас двоих забрала, чем Феску — от нее пользы, как от десятка таких как вы недоумков! Упустили полудохлую тварюку! Да она еле ползает, в каждое первое дерево от одури втыкается! Идите ищите ее!

— Щас ночь, никуда мы не пойдем…

— А днем ее уже не будет!

— Нам и оставшегося хватит…

— Хватит им… Где гарантия, что и этого до утра не упустите? У-у, балбесы тупорылые.

— А сам-то че?

— Я че? Я?! Я, гады, специально над вами такими безмозглыми стою! На то вы и мясо, чтобы выполнять мои приказы и загонять Тварей. Мозгов как и думалки у вас своих нет… Да что там, вы не можете даже выполнить простейших приказаний!