Воля твоя - [66]

— Кто его заставлял глотать веревки?

— Я заметил ему то же самое. Но, говорит, это улики, а улики следует уничтожать.

— Оригинал. — Покачал Рюдриг головой.

— Где она, здесь?

— В задней комнате.

— Как она?

— А как бы ты себя чувствовал, если бы тебя травили сутки напролет? Лежит, не двигается. Едва дышит и совершенно не соображает. Вообще чудо, что она сумела двигаться в таком состоянии, да к тому же еще и попросить за тебя. Она еще совсем молодая, немудрено, что гадость взяла ее так быстро.

— Если что, то на меня она подействовала уже спустя пять минут. А ты говоришь, сутки…

— Ты человек, это разные яды. Не сравнивай. Но да, ее травили гораздо мощным ядом, растянутым во времени.

— Ты так хорошо знаком с методами Ловцом, — покачал я головой.

— Знаком. У нас с ними некоторое соглашение.

— Но не на этот раз.

— Верно, не на этот, потому как сейчас они перешли все границы дозволенного — выловили саму Ларку. То, что ей удалось бежать, их совершенно не обеляет, хотя благополучно выбраться отсюда им бы никто не позволил.

— Тогда почему…

— За тебя попросили, — сжав губы, хмуро бросил Рюдриг. — И остановимся на этом.

Тварь, а по совместительству мой спаситель, недовольно дышал мне в затылок. От того, чтобы вышвырнуть меня прочь отсюда, его удерживало малое — слово той самой женщины со змеиным хвостом, пожелавшей меня увидеть. Почему для него ее каждое слово оказывалось столь важным, он объяснил мне после. Очень доступно объяснил немного погодя, после чего чуть не убил. Странно было наблюдать, как перекинувшийся в звериную ипостась добрый самаритянин едва удерживается от того, чтобы не порвать тебя на части. Я бы даже сказал, любопытно, потому что таким образом меня еще не пытались убить. Удивительно, что никакого страха я тогда не испытывал.

— Ты так и будешь стоять позади меня?

— Я тебе не доверяю, — процедил он сквозь зубы, не сдвинувшись ни на шаг.

— Как ты помнишь, это была не моя инициатива.

— Она сейчас без сознания.

— Будем ждать, пока придет? — С нескрываемой долей скепсиса отозвался я.

Рюдриг лишь засопел еще усерднее.

— Ты ведь понимаешь, что я не желаю ей зла? — Попробовал я самый банальный аргумент.

— Откуда мне знать, что ты там для себя считаешь злом, а что благом?

— То есть то, что я пытался ей помочь, освободил ее, не в счет?

— Ты тут ни при чем, за тебя все делал твой конь.

— Значит, ты все перепутал. — Определил я. — Верно, она звала не меня, а моего коня — своего спасителя.

Если я хотел довести его, то двигался в верном направлении. И тем не менее, это не то, что мне было нужно. Я глубоко вздохнул.

— Пойдем, — проговорил я, — нам здесь нечего делать, тем более вдвоем. Ты говорил, что она слаба, я это видел и вижу сейчас — ей нужно время, чтобы восстановиться, так?

— Так.

— Тогда нам тем более нечего здесь делать — ей нужны тишина и покой.

Стоящая позади меня Тварь думала долго. Я буквально слышал, как ворочаются мысли в его голове, и не понимал, в чем причина его поведения. Едва лишь мы зашли в заднюю комнату, как настрой Рюдрига, только что спокойно со мной болтавшего, кардинально переменился. Он стал дерганым, недовольно рычащим, а все его намерения сквозили какой-то невнятностью.

Лара, на короткий миг придя в сознание и справившись обо мне, пожелала меня видеть, после чего меня чуть ли не за шкирку затащили сюда, только чтобы найти змеедеву вновь сознанием впавшую в небытие.

— Это ее воля, — просто сказал он, и я понимающе кивнул.

Сравнивая с тем, какой я ее видел в последний раз, сейчас она выглядела получше. Дыхание, по крайне мере, уже не раздавалось с таким нездоровым хрипом.

Правда, Рюдриг был готов простоять здесь хоть до умопомрачения, но не я.

— Либо ты прямо сейчас оставишь меня с ней наедине, и я сам дождусь, пока она очнется, — да вон хотя бы в кресле посижу, — либо пойдем оба прочь — смысла стоять вот так столбами я не вижу.

За моей спиной раздалось нечто невразумительное, при должной фантазии легко определяемое как несогласие с обоими вариантами. Просто в несколько изощренной форме. Наверняка Рюдриг хотел добавить что-то еще, но прямо в этот момент больная перед нами зашевелилась.

— Ос-ставь нас-с, — слишком тихо, так, что мне пришлось поднапрячь слух, произнесла она.

Стоящий за моей спиною охранник повиновался, причем мгновенно, аккуратно прикрыв за собою дверь. При этом я был абсолютно уверен, что подслушивать он не станет, и отойдет как можно дальше, вопреки своим желаниям. Откуда во мне взялась такая уверенность — я не знаю.

— Человечес-ские с-слова даютс-ся мне с-с трудом. Как и человечес-ские мыс-сли. Мне с-сложно думать, но я попытаюс-сь это выраз-сить.

Ее глаза, такие пронзительные и незамутненные отравой, смотрели на меня. Я и не думал, что в них могут плескаться настолько чистые и пронзительные эмоции. Несмотря на то, что лицо ее ничего не выражало, глаза отыгрывались за все.

Это не был простой разговор, как ни был он и коротким. Рюдриг, вероятно, весь извелся в ожидании и предчувствии чего-то нехорошего, однако в комнату, откуда доносились голоса двоих, заходить не смел.

Как я и предполагал, мы оказались совсем разными, подолгу непонимающе смотрели друг на друга, объясняли, казалось бы, прописные истины, вдалбливаемые нам еще с молоком матери. Настолько устоявшиеся, что нам просто казалось, будто бы не знать подобного невозможно, кощунственно. Временами мне казалось, что надо мною откровенно смеются, хотя в глазах собеседницы не было ни малейшего намека на шутку. Иногда — что издеваются. Но никогда, что каким-то образом пытаются опорочить.