Воля твоя - [67]

Лара интересовалась всем, как оказалось, я единственный человек, с которым она вообще решилась поговорить. Задавала вопросы о Ловцах, об их стремлениях, о том, что ими движет. До этого момента о том, что я ей поведал, она даже и не подозревала. Почему-то просто не интересовалась, не любя и не признавая людей. Но однажды попав в ловчие сети, выбравшись из них с человеческой помощью, ее мировоззрение несколько изменилось.

Как оказалось, будучи оба Тварями, они столь же отличались друг от друга, как я от человековолка. Один, хоть и выглядел как человек, был иной, имел две ипостаси. Мог преспокойно жить как среди людей, так и среди Тварей. Она же…

Она долго формировала мысли, задумчиво сверля взглядом мое лицо. Долго их выражала, внимательно следя за тем, чтобы я обязательно ее понял. И очень сильно тянула шипящие звуки, хотя причины этому, казалось бы, совсем не было — ее рот и гортань совершенно не отличались от моих. Когда спустя время я намекнул ей на это, предложив обратить внимание, она странно на меня посмотрела, и больше я к этой теме не возвращался.

Вне всяких сомнений, разговор давался ей с трудом, но эта змеедева упорно отказывалась сделать хотя бы малейшую паузу, как будто предвидела то, что поговорить нам с нею больше не удастся. Она была слаба. Это было заметно со стороны, да и она сама прекрасно понимала. В итоге долгая болтовня ее окончательно вымотала. Я стоял и смотрел, как она безмятежно дремлет, и язык не поворачивался назвать ее Тварью. Другое создание, иное существо — да, но не тварь.

Я медленно гладил ее по волосам, будучи у кровати на коленях, куда встал в стремлении услышать ее все стихающий от усталости голос. Гладил, потерянным в прострации взглядом глядя куда-то в окно. Как она открыла глаза, не сделав ни единой попытки остановить мое своевольство, я даже не заметил.

— Что с тобой такое? — Прямо передо мною раздался знакомый голос.

Я честно попытался сконцентрироваться, чтобы его увидеть, но лишь недовольно хмурился, пробурчав в ответ то, что от меня хотели услышать:

— Со мной все в порядке. Просто… все как-то так навалилось. Считаешь, я крепкий?

— Считаю, и поэтому спрашиваю.

— Видимо, недостаточно крепкий…

— Тебе на сегодня хватит.

— Ты мне кто, мать?! — Взбеленился я, хватаясь за ускользающее спасение от реальности. Но вместо этого, не удержавшись, лишь свалился на пол. — Верни!

— Между прочим, ты… мои запасы.

— Я расплачусь… Расплачусь с тобой!

— Интересно, чем же? У тебя ничего нет.

— Меч! — Наставительно поднял я указательный палец. — Забирай мой меч. Хороший, Арктурский! Такого ты больше ни за что не сыщешь — их просто больше не делают!

— Твой меч уже давным-давно мой, забыл? К тому же это дешевая поделка южных оружейников — кроме липового арктурского клейма у основания клинка он больше ничем не ценен. Сталь — дерьмо.

— Да как ты смеешь… — Возмутился я, но на душе скребли кошки — откуда бы у меня взяться настоящему арктурскому мечу, когда свой личный я заложил какому-то доходяге больше двух лет назад.

— Гол, как сокол, — заключил (подытожил) Рюдриг. — Тебе нечем расплатиться. Если хочешь оставаться у меня, оставайся, но к винам больше не смей притрагиваться.

— И что, — презрительно процедил я, — не дашь даже по-дружески?

— Мы с тобою не друзья. И побрейся уже, а то выглядишь как последняя дворняга.

Дверь хлопнула, отрезая меня от дальнейших препирательств.

— Не буду, — зло сплюнул я ему вслед.

Лары уже не было. Восстановившись в достаточной степени, ушла. Или уползла, не знаю как вернее. В любом случае, ее уход я пропустил, пребывая во все затягивающемся небытие. Собственно, мне было плевать. Как и на то, что в гостях у Твари я явно подзадержался. Не плевать было лишь на возникший накануне запрет. Хренов монстр, решил строить из себя невесть кого…

— Как ты это делаешь? — Однажды задал ему вопрос, когда Рюдриг, ночной порою, вернулся домой. От него вновь воняло гнилью и свалявшейся шерстью.

— Что ты хочешь знать?

— Как это происходит? По твоему собственному желанию? И почему этого никогда не бывает днем?

Тварь долго косил на меня глазами, то ли раздумывая стоит ли вообще говорить и не послать бы меня подальше, то ли пытаясь определить что стоит за моим внезапным любопытством. Но в итоге решился.

— Ночью — потому, что я могу перекидываться лишь при луне.

— При лунном свете? — Уточнил я.

— Нет, просто при луне, даже если она сокрыта облаками.

— Днем луну тоже видно. Вот, например, вчера.

— И тем не менее, днем ни за что не выйдет.

— Значит, тут дело не в ночном светиле, а времени суток.

— Нет, — покачал он головою, — как раз таки в нем. Ты хочет знать, как это происходит? Что ж, знай, что при растущей либо убывающей луне это происходит по моему собственному желанию. Но когда она полная… луна меня сама вынуждает, вырывая из меня на всю ночь все человеческое. — Он нехорошо оскалился. — Обычно под утро я прихожу в себя с ног до головы измазанный кровью, чужой кровью. И ничего не помню.

— И как ты себя чувствуешь?

— М?

— Как тебе, осознавая, что только что ты в беспамятстве разорвал несколько не заслуживших подобной участи человек?