Вольтер - [141]

Вольтер всегда апеллировал к суду общественного мнения, считая его «верховным трибуналом». И он не ошибался. Общественное мнение помогало. Причем Вольтера поддерживала не только образованная часть третьего сословия — ей были адресованы его памфлеты, трактаты и брошюры, реляции, — парижская толпа, кричащая о реабилитации Каласа, но и аристократы, зараженные просветительскими идеями, подпадавшие под влияние Вольтера через посредство его друзей или даже врачей и слуг. Не случайно он писал д’Аламберу: «Любезный философ, Вы объявляете себя врагом высокопоставленных лиц и льстецов. Но эти высокопоставленные лица при случае оказывают покровительство, они могут сделать добро, они презирают суеверия и не будут преследовать философов, если те будут с ними вежливо обходиться».

Конечно, Вольтер умело пользовался и враждой парламентов с троном. Но он подрывал трон и парламенты в равной мере.

ГЛАВА 4 ЧЕСТНЫЕ ЛЮДИ ДОЛЖНЫ ЗНАТЬ И СУДИТЬ!

Задолго до современных покетбуков, еще в 1751 году в Берлине у Вольтера родилась идея портативного философского словаря. Книга должна была стоить дешево, помещаться в кармане, но притом содержать самые важные идеи и знания, изложенные в алфавитном порядке, имея и глубокую внутреннюю последовательность. Прошло, однако, десять лет, пока Вольтер за нее принялся, и тринадцать — пока счел возможным издать. Не только возможным, но и необходимым. Маленький «Философский словарь» должен был стать и стал одним из самых мощных орудий арсенала заговора против Гадины.

На трехстах страницах Вольтеру удалось совершить путешествие по знаниям и мечтам человечества. Гуманизм неотделим в книге от Просвещения. Если не во всем, то во многом автор выступает и как компетентнейший для своего времени знаток предмета разнообразнейших статей «Словаря». Уже одно это дает Вольтеру право каждый раз выносить свое личное суждение. И для него самое главное — высказать все, что «думает об этом и том мире». Он хочет известить о своих мыслях «всех честных людей».

Но и этим не исчерпываются намерения Вольтера. Ничто не должно приниматься на веру. Судить должен каждый честный человек! Вот чему книга в первую очередь учит. «Философский словарь» адресован людям не только честным, но и свободно мыслящим. А чтобы думать, нужно знать. И читателей должно быть как можно больше. Поэтому-то необходимо сделать «Словарь» портативным, общедоступным по цене и по манере изложения, мы бы сказали — массовым.

Сначала Вольтер полагал, что издать такую книгу удастся лишь после его смерти, хотя и приступил к ней уже в 1760-м. Этой горькой надеждой он поделился с мадам дю Деффан.

Но вскоре исторические обстоятельства поворачиваются к лучшему, и нет нужды дожидаться могилы, чтобы познакомить честных людей с тем, «о чем смеет думать». Вот каковы были эти обстоятельства. Семилетняя война еще больше расшатала старый порядок и приблизила французское общество к изменению его. Орден иезуитов был запрещен и изгнан из Франции. Прежняя интеллектуальная традиция еще больше вытеснялась просветительской философией. Дело Каласа кончилось победой. Словом, думал Вольтер, наступило время для «революции идей», а ее-то он и добивался, 1764 год счел самым подходящим для издания «Словаря».

К той поре он стал более чем когда-либо сосредоточенным и целеустремленным, воинственным, и многие сочинения Вольтера этих лет связаны с его действиями адвоката справедливости.

Таким именно сочинением был «Трактат о терпимости», изданный, когда дело Каласа еще не было завершено, в 1763-м. Трактат запретили. Прошел год. Обстановка улучшилась. Вольтер, никогда не успокаиваясь и не останавливаясь, рассчитывает, что «Философский словарь», бьющий по той же цели, получит официальное разрешение.

Уловка не помогла. Привилегии не дали. «Философский словарь» вышел без нее. Не удивительно, что, нанося этот удар, Вольтер, отрицая свое авторство и настаивая на том, что это общий труд многих людей, к которому сам он никакого отношения не имеет, так усердно отдергивает руку.

Скрывая правду или делая вид, что скрывает, и от своих «ангелов-хранителей», д’Аржанталей, уверяет в письме от 14 июля 1764 года, что ему «приписывают «Философский словарь», которого он «никогда не писал», и, главное, просит «уверить в этом других». Еще более настойчиво просит о том же в письме мадам д’Аржанталь от 19 октября, горько жалуется. Ему семьдесят один год, он почти ослеп от Альп, а «эта клика фреронов, клика помпиньянов придумала, что я автор не знаю какого портативного словаря, где много цитат из отцов церкви и фантазий раввинов. В округе, где я живу, хорошо знают, что это сборник многих авторов, составленный бернским издателем, который наделал много абсурдных ошибок. Но двор не так хорошо осведомлен. Клевета приходит по почте, а правда — только в устных разговорах, и ей не столь легко заслужить хорошую репутацию».

Так как д’Аржантали живут в Фонтенбло, Вольтер уповает — правда найдет в них надежную опору, и с их помощью рассчитывает на милости герцога де Праслена.

От д’Аламбера он, разумеется, своего авторства не скрывал. Но конспиративно писал ему уже 16 июня 1764-го: «Я Вам говорил об этом маленьком отвратительном словаре, сочинении сатаны. Он создан прямо для Вас, когда Вам нечего будет делать. Будьте уверены, если бы я мог его раздобыть, Вы получили бы свои боеприпасы…»