Вольтер - [139]

Вернемся, однако, к делу Сервенов и изложим его хронику.

6 марта 1760-го молодая девушка Елизавета Сервен, протестантка, француженка, исчезла из дома в Кастре, где жила с отцом, матерью, двумя сестрами. Ее похитили католические духовники, чтобы обратить в свою веру.

9 октября, психически больная, она вернулась к родителям. (Опускаю подробности того, как ее мучили.)

15 или 16 декабря 1761-го девушка исчезла уже из нового дома Сервенов в Сент-Алли.

3—4 января 1762-го ее нашли мертвой в колодце неподалеку.

19 января деревенский судья, возможно вдохновленный примером тулузского капитула и парламента, тоже без всяких доказательств обвиняет Пьера Поля, Антуанетту Сервен и их дочерей Мари Рамон и Жанну в убийстве Елизаветы по религиозным мотивам и отдает приказ о заключении их на три года.

1 декабря 1763 года Вольтер узнает о деле Сервенов. Между тем, не желая подвергать себя участи Жана Каласа, Сервен с женой и дочерьми бежит суровой зимой через ледники в Швейцарию и лично обращается за помощью к Вольтеру. Мы уже знаем, что первые хлопоты «патриарха» по этому делу начались летом 1764-го.

29 марта того же года, после продолжительных и безуспешных попыток добыть улики против Сервенов заочно приговаривают Пьера Поля и его жену к повешению, дочерей — к присутствию при казни родителей и ссылке.

15 марта 1765-го была рассмотрена их апелляция, составленная, возможно, с помощью Вольтера и Бомона. Ее отклонили. Приговор не мог быть приведен в исполнение: осужденные продолжали скрываться. Казнили изображения Сервенов.

И только в январе 1766-го Бомон деятельно приступает к защите, послав разработанный им план Вольтеру, Старик, однако, 18 апреля объясняет адвокату, что не признает современной юриспруденции и верит только публике, ее суду.

В августе Вольтер сообщает де Бомону, к кому он обратился с ходатайством о помощи Сервенам: «…отправил записки месье герцогу де Праслену, месье герцогу де Шуазелю, месье де Сен-Флорентену, которые частным образом передаст герцогу де Шуазелю гостящая у меня мадам де Сен-Жюльен. Она уезжает в Париж».

А как он сочинял эти записки, одну за другой, торопясь, в саду, надеясь на свой авторитет защитника Каласа и дипломатические способности и очарование молоденькой приятельницы.

Вольтер вербует в защитники Сервенов и маркизу дю Деффан. Просит старую приятельницу прочесть записку Бомона, написанную в защиту «семьи, столь же несчастной, сколь почтенной. Она скоро будет напечатана. Я просил президента Эно прочесть ее немедленно…». Вольтер надеется и на доброе сердце герцога де Шуазеля. «Жан-Жак признает троих честных министров. Я знаю их больше».

28 февраля 1767 года представлена вторая апелляция Сервенов, отклонена 7 марта 1768-го. Дело тянется бесконечно.

Вольтер возмущен донельзя. 14 апреля пишет женевскому адвокату Валебуи: «Я хотел бы оказаться неправым. Положение, в котором находятся Сервены, даже не предусмотрено законом 1760 года».

31 августа 1769-го, не выдержав жизни в подполье, под постоянной угрозой, Сервены явились сами и сдались на милость судей. Их заточили в тюрьму. Там они ждали рассмотрения третьей апелляции.

16 декабря вина их снова была подтверждена. Но тяжелое физическое состояние Сервена и его жены вынуждает приговорить их к штрафу и изгнанию.

Но и на этом, к счастью, дело не кончается. 25 сентября 1771-го парламент Тулузы в новом составе рассмотрел четвертую апелляцию, полностью оправдал Сервенов.

Не один Бомон, но и другие адвокаты, прельщенные славой защитников Каласа, приняли участие в этом деле и способствовали его успеху.

10 сентября 1772 года высшая судебная инстанция утвердила оправдательный приговор.

Пусть дело тянулось восемь лет, но оно закончилось так благополучно.

Вольтер счастлив. Его радость омрачается только тем, что жена Сервена, не выдержав физических и нравственных мучений, умерла. Остальных обвиняемых удалось реабилитировать живыми. То, что в Тулузе новый, гуманный парламент, тоже заслуга Вольтера, победы его в деле Каласа.

Конечно, и этот процесс дает ему материал для обобщений и ассоциаций. Когда еще далеко было до победы, он писал Мармонтелю о Сервантесе и «Дон-Кихоте», которого приятнее было бы читать без описания пыток. Затем перешел к темным силам Франции, продолжающим инквизицию в делах Каласов и Сервенов. Тут же, как и в цитированном выше письме маркизе дю Деффан, не мог не задеть и Жан-Жака, позорящего философию, что «лучшие умы, как Вы, должны ему запретить!».

Еще больше нашумел процесс кавалера де Лабарра и его товарищей. Вольтер занимался им параллельно с делом Сервенов. Снова невиновность объявлена преступлением. Разница лишь в том, что на этот раз речь не идет о мнимом ритуальном убийстве. Но фанатизма и беззакония — нисколько не меньше.

Этим процессом Вольтер возмущен и потрясен даже больше, чем теми двумя. Настолько вздорен был повод к обвинению, и юноша, почти мальчик, казнен после утверждения несправедливого приговора. Пытки, ужасная смерть Лабарра были такой чудовищной чрезмерностью по сравнению с якобы совершенными им преступлениями. К тому же «фернейский патриарх» оказался лично причастным к делу. При обыске у подсудимого нашли портативный «Философский словарь» Вольтера и самые преступления приписали пагубному влиянию этой книги.