— Хозяин, ты здесь? — спросил я.
— А где мне еще быть? — отозвался домовой, — Надолго?
— До вечера.
— Дела-а.
— Приходил кто?
— Да как всегда, разные. Степаныч, например…
Я махнул рукой.
В доме все осталось на своих местах. Также пахло засохшей травой. Также скрипели половицы. Даже мой стул, стоящий у окна, на котором я любил сидеть и смотреть во двор в любое время суток, никуда не передвинулся. Я сел на него, посмотрел в окно. Время для меня вдруг остановилось, и одним скачком вернулось назад. Как будто я и не уезжал никуда, а лишь увидел сон про город, учебу и Паху. Долгий такой сон, интересный. Вот казалось и дядя сейчас войдет, громко стуча сапогами, а во дворе посетители со своими проблемами ждут. И мне не восемнадцать, а шесть. Все на месте, только кур не слышно и дяди больше нет. А я даже не приехал на зимние каникулы. Лишь по сотовому поздравил с новогодними праздниками. На мое заявление, что я останусь в городе, дядя только рассмеялся.
— Только с головой не забывай дружить, — это было последние его наставление в этой жизни.
— Обязательно! — больше я и не вспомнил ему позвонить. Не вспоминал и о том, что я для него тоже был последним родным человеком.
После обеда я был на могиле дяди. Дождь за это время неохотно, но все же унялся. Сквозь серые тучи голубое небо с интересом поглядывало на землю. Легкий ветерок с нежностью обсушил траву, цветы и листья. С деревьев доносилось птичье пение. Единственное, что не изменилось — так это месиво из грязи на дорогах. Поискав дома в чулане, я нашел пару своих сапог. Дядиных сапог я нигде не нашел. Видимо, в чем нашли его, в том и похоронили. Не было и фотографии на деревянном, неумело сделанном кресте. Я ощутил очередной укол совести — кто, как не я, должен был достойно организовать похороны. Интересно, гроб хотя бы качественный, или наспех сколоченный ящик. С глаз долой, из сердца вон. Если просто не бросили тело в яму. Но оградка все же была сносной. Уж не кузнец ли сварганил от доброты сердечной? Больше некому, а я на него… Цветы и венки также были. По моим подсчетам, присутствовало, примерно, человек двадцать. Неплохо для суеверных и пугливых односельчан. Место выделили слева, на самом краешке. Видимо решили, что для колдуна уединение необходимо не только в земной жизни. Зато отсюда открывался неплохой вид. Слева от кладбища простирается огромное поле с небольшими островками осин. Тянется до горизонта, а от горизонта еще дальше. А сколько тут всевозможных целебных трав и цветов растет. Всю область вылечить можно, и парочку соседних прихватить. А в ноябре-декабре снег, чистый, как душа новорожденного, укрывает все поле. Природа засыпает. На всей округе становится тихо, особенно ночью. Безмолвие поглощает всю суету. Я думаю, дяде это место понравилось бы.
За спиной послышались шаги. Не поворачивая головы, я поприветствовал:
— Здравствуйте, отец Алексей.
— Здравствуй, Сергей, — батюшка встал рядом со мной, — никак и у тебя третий глаз открылся? Или как там у вас все происходит?
— Просто я думаю, что кроме вас и меня, сюда больше никто никогда не придет, — грустно промолвил я.
— Наверно, так и будет.
Мы некоторое время помолчали. Потоптались на месте. Послушали пение птиц.
— Васильев сказал, что вы его отпели? — наконец сказал я.
— Тебя это удивляет?
— Честно говоря, да.
— А почему бы мне не отпеть хорошего человека? — поинтересовался батюшка.
— Он же был колдуном, а Библия не очень-то одобряет колдовство.
— Колдовство Библия не одобряет, — согласился батюшка, — но в России колдуном называют как дьяволопоклонника, так и обыкновенного знахаря. Ну, знал он свойства трав лучше любого провизора. Что с того? Людям же помогал. С бесами не дружил, порчу не наводил. Был кротким, смиренным. Гордынею и спесью не болел.
— А заклинания? — не унимался я, но мрачное слово «колдун» уже начинало светлеть, как небо над головой.
— Словом можно убить, а можно и исцелить, — резонно ответил батюшка.
Эх, где же сейчас Паха? Вот бы где твоя эрудиция пригодилась бы. А мои аргументы заканчивались, чему я был только рад.
— Ты хотя бы слышал, что он за заклинания произносил?
Я немного подумал:
— Нет. Он все говорил шепотом.
— А он просил ангелов о помощи, — просветил меня священник, — уж я-то знаю.
Почему-то этот вариант мне в голову не приходил.
— Он не был крещенным, — настаивал я.
— Да с чего ты так решил? — усмехнулся отец Алексей.
Я с бесконечным удивлением уставился на батюшку.
— Он тебе, конечно же, не говорил?
Я помотал головой.
— А ты, естественно, и не спрашивал?
То же действие.
— Да я его сам лично крестил, в июле 99-го. Точную дату не помню, но если тебя интересует…
— Да нет, не надо, — прервал я его, — и этой информации достаточно.
Июль, 1999-го. Тогда я родился.
— А моя мама? — начал я, толком не зная, что конкретно я хотел спросить.
— Маму твою я отпел тоже в июле 99-го. И Егорыча тогда же крестил, — он немного промолчал, — вас обоих крестил.
Я дотронулся до своего крестика. Откуда он и когда появился? Я не задавался этим вопросом. И вот ответ пришел сам.
А дядя был не только дядей, но и крестным и…
Не тот отец, кто зачал, а тот, кто воспитал, — сказал неизвестный мне, но очень умный человек. Воспитал, вырастил и на ноги поставил.
