Волк - [13]
От станции на маршрутной «Газели» еще восемнадцать километров я трясся по грязной жиже, гордо именуемой в России дорогой. Водитель Ринатик был мрачнее тучи. На соседних креслах ехали еще пять односельчан. Я с ними только поздоровался. Общение в этот момент меня не интересовало. И опять всю дорогу смотрел в окно. На мокрые деревья и молодые луговые травы. На низкое серое небо.
На остановке меня встретил Васильев с Тимофеевым на тимофеевском автомобиле без подушек безопасности. Я сел на заднее сиденье.
— Куда? — спросил Васильев.
— Домой.
На улицах царила непролазная грязь. Пришлось ехать по краю поселка. Васильева явно тянуло поговорить, что-то его беспокоило, но с чего начать, он не знал. Начал как всегда — издалека.
— Ну как сессия? Не запорол?
— Все нормально, — я всем видом показывал нежелание общаться, но участковый этого не замечал.
— Экзамены?
— Один остался.
— Тройки?
— Навалом. Куда без них?
Тимофеев хохотнул, но тут же замолчал. Сегодня не день для веселья
— Как он умер? — спросил я через некоторое время.
— Да как и все пожилые люди, от старости, — произнес участковый, явно сомневаясь в сказанном, — хотя люди тебе тут такого наговорят.
— Например?
Будучи человеком с высшим юридическим, то есть, не очень глупым, Васильев не охотно, но все же начал:
— Егорыча нашли в лесу, без следов насильственной смерти. Видимо пошел за травами, как раз молодая пошла…
— Травы надо начинать собирать в конце июня, не в начале, — прервал его я, — так соку больше. Он так меня учил.
— Ну, значит, пошел погулять, и все, сердце остановилось, — Васильев аккуратно объехал огромную лужу посреди дороги, в которой лежали чьи-то довольные свиньи, — так вот, что интересно. Степаныч божится, что вечером видел летающую тарелку, зависшую над этим самым местом. Совсем старик умом тронулся.
— Заяц допек? — усмехнулся я.
— Не заяц, а его не отпетая душа, — улыбнулся Васильев, — так Степаныч говорит. Я у него ружье отобрал, на всякий случай. Подстрелит еще кого-нибудь ненароком. Хотя не могу ручаться, что где-нибудь в чулане не спрятан еще ствол.
Мы проехали по мосту над речкой, возле которой я загорал совсем недавно. Речка, между прочим, была чистой и кристально прозрачной. Разве что немного помутнела от дождя.
— Васька-комбайнер ничего не видел, но слышал в лесу песни на непонятном языке, — продолжил участковый, — вроде языческих скандинавских обрядов.
— Каких? — изумился я.
— Сам у него спроси, каких. Когда он это рассказывал, то был в таком плачевном состоянии. Мама не горюй.
— Понятно, — вздохнул я, — батюшка что говорит?
— Отпел.
— Как отпел? — не поверил я, — Колдуна отпел?
— А что тут такого? — пожал плечами Васильев, — Не самоубийца же. Людям, опять же помогал.
Он немного помолчал и вернулся к теме разговора:
— Но особо отличился Кузнечик.
Кузнечиком зовут нашего кузнеца. Прозвище для двухметрового богатыре более чем не уместное.
— Чем, интересно? — спросил я.
— Предложил Егорычу в сердце осиновый кол вбить.
— Да ну?
— На полном серьезе. Говорит, чтобы больше не вставал, чернокнижник.
— Вот сволота, — не на шутку разозлился я, — а когда ребенок у него заболел, какие песни петь начал, ластился, как кот голодный. Ну, какие же люди гнилые бывают! Кузнец недоделанный!
Васильев внимательно выслушал меня и продолжил:
— Я ему сказал, что если еще услышу такую речь, отниму лицензию.
— У него есть лицензия?
— Да откуда? — махнул рукой участковый, — Потомственный кузнец, как ты — колдун. Один лечит, другой кует. Нет у него ничего. Однако, испугался. Заткнулся. Работу боится потерять, темнота.
— Гнида кующая, — не сдержался я.
Тимофеев все это время молчал, хотя обычно его не заткнешь. Этот склочник любит подливать масла в огонь.
— Ну, так что? — спросил вдруг Васильев
— В каком смысле?
— Что собираешься делать?
Я задумался, а действительно — что? Последний родной человек покинул этот мир. Куда податься, куда прибиться? У кого совета спросить? У Пахи? Так он сам, как и я, еще пацан. Даже младше на четыре месяца.
Посмотрим, что мы имеем, и что в перспективе. В селе у меня есть жилье, но нет работы. В городе работа будет, но нет жилья. В данный момент я снимаю однокомнатную квартиру, благо дядя не бедствовал, деньги водились. На крайний случай можно переехать в общежитие. А дальше? Найти девушку с квартирой. Вариант, конечно, но не стопроцентный. В моем случае идеальных вариантов вообще не предвидится. Принимая решение — не спеши. Все придет в свой срок, — так говорил мне дядя. По крайней мере, на ближайшие три года можно особо не беспокоиться. Учеба есть, крыша над головой имеется. А кусок колбасы с красной икрой — у меня есть друг Паха. Вот уж у кого деньги куры не клюют. А за это время осмыслим, подумаем, и примем единственно верное…
— Собираюсь учиться дальше, — и что-то внутри мне тихо сказало «правильно».
— А потом? — не успокаивался Васильев.
— Работать.
— Где?
— В городе, конечно. Здесь работы не предвидится.
— А какая работа может быть в городе у выпускника сельскохозяйственного? — поинтересовался Тимофеев.
— У друга большие связи.
— У тебя друг объявился? Извини, конечно.
— Придет время — еще не так удивлю.
В настоящий сборник вошли восемь разноплановых рассказов, немного вымышленных и почти реальных, предназначенных для приятного времяпрепровождения читателя.
— Но… Почему? — она помотала головой, — Я как бы поняла… Но не очень. Кеша наклонился вперед и осторожно взял ее ладони в свои. — Потому что там, на сцене, ты была единственной, кто не притворяется. В отличие от актеров, ты показалась мне открытой и естественной. Наивной, конечно, но настоящей. Как ребенок.
Мир обречен на погибель, и было бы хорошо затопить Землю еще в первый раз, полностью, безжалостно и бескомпромиссно. И резвились бы сейчас дельфины в чистой воде. Без людей было бы лучше. Не так интересно, но лучше.
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.