Волк - [13]

Шрифт
Интервал

От станции на маршрутной «Газели» еще восемнадцать километров я трясся по грязной жиже, гордо именуемой в России дорогой. Водитель Ринатик был мрачнее тучи. На соседних креслах ехали еще пять односельчан. Я с ними только поздоровался. Общение в этот момент меня не интересовало. И опять всю дорогу смотрел в окно. На мокрые деревья и молодые луговые травы. На низкое серое небо.

На остановке меня встретил Васильев с Тимофеевым на тимофеевском автомобиле без подушек безопасности. Я сел на заднее сиденье.

— Куда? — спросил Васильев.

— Домой.

На улицах царила непролазная грязь. Пришлось ехать по краю поселка. Васильева явно тянуло поговорить, что-то его беспокоило, но с чего начать, он не знал. Начал как всегда — издалека.

— Ну как сессия? Не запорол?

— Все нормально, — я всем видом показывал нежелание общаться, но участковый этого не замечал.

— Экзамены?

— Один остался.

— Тройки?

— Навалом. Куда без них?

Тимофеев хохотнул, но тут же замолчал. Сегодня не день для веселья

— Как он умер? — спросил я через некоторое время.

— Да как и все пожилые люди, от старости, — произнес участковый, явно сомневаясь в сказанном, — хотя люди тебе тут такого наговорят.

— Например?

Будучи человеком с высшим юридическим, то есть, не очень глупым, Васильев не охотно, но все же начал:

— Егорыча нашли в лесу, без следов насильственной смерти. Видимо пошел за травами, как раз молодая пошла…

— Травы надо начинать собирать в конце июня, не в начале, — прервал его я, — так соку больше. Он так меня учил.

— Ну, значит, пошел погулять, и все, сердце остановилось, — Васильев аккуратно объехал огромную лужу посреди дороги, в которой лежали чьи-то довольные свиньи, — так вот, что интересно. Степаныч божится, что вечером видел летающую тарелку, зависшую над этим самым местом. Совсем старик умом тронулся.

— Заяц допек? — усмехнулся я.

— Не заяц, а его не отпетая душа, — улыбнулся Васильев, — так Степаныч говорит. Я у него ружье отобрал, на всякий случай. Подстрелит еще кого-нибудь ненароком. Хотя не могу ручаться, что где-нибудь в чулане не спрятан еще ствол.

Мы проехали по мосту над речкой, возле которой я загорал совсем недавно. Речка, между прочим, была чистой и кристально прозрачной. Разве что немного помутнела от дождя.

— Васька-комбайнер ничего не видел, но слышал в лесу песни на непонятном языке, — продолжил участковый, — вроде языческих скандинавских обрядов.

— Каких? — изумился я.

— Сам у него спроси, каких. Когда он это рассказывал, то был в таком плачевном состоянии. Мама не горюй.

— Понятно, — вздохнул я, — батюшка что говорит?

— Отпел.

— Как отпел? — не поверил я, — Колдуна отпел?

— А что тут такого? — пожал плечами Васильев, — Не самоубийца же. Людям, опять же помогал.

Он немного помолчал и вернулся к теме разговора:

— Но особо отличился Кузнечик.

Кузнечиком зовут нашего кузнеца. Прозвище для двухметрового богатыре более чем не уместное.

— Чем, интересно? — спросил я.

— Предложил Егорычу в сердце осиновый кол вбить.

— Да ну?

— На полном серьезе. Говорит, чтобы больше не вставал, чернокнижник.

— Вот сволота, — не на шутку разозлился я, — а когда ребенок у него заболел, какие песни петь начал, ластился, как кот голодный. Ну, какие же люди гнилые бывают! Кузнец недоделанный!

Васильев внимательно выслушал меня и продолжил:

— Я ему сказал, что если еще услышу такую речь, отниму лицензию.

— У него есть лицензия?

— Да откуда? — махнул рукой участковый, — Потомственный кузнец, как ты — колдун. Один лечит, другой кует. Нет у него ничего. Однако, испугался. Заткнулся. Работу боится потерять, темнота.

— Гнида кующая, — не сдержался я.

Тимофеев все это время молчал, хотя обычно его не заткнешь. Этот склочник любит подливать масла в огонь.

— Ну, так что? — спросил вдруг Васильев

— В каком смысле?

— Что собираешься делать?

Я задумался, а действительно — что? Последний родной человек покинул этот мир. Куда податься, куда прибиться? У кого совета спросить? У Пахи? Так он сам, как и я, еще пацан. Даже младше на четыре месяца.

Посмотрим, что мы имеем, и что в перспективе. В селе у меня есть жилье, но нет работы. В городе работа будет, но нет жилья. В данный момент я снимаю однокомнатную квартиру, благо дядя не бедствовал, деньги водились. На крайний случай можно переехать в общежитие. А дальше? Найти девушку с квартирой. Вариант, конечно, но не стопроцентный. В моем случае идеальных вариантов вообще не предвидится. Принимая решение — не спеши. Все придет в свой срок, — так говорил мне дядя. По крайней мере, на ближайшие три года можно особо не беспокоиться. Учеба есть, крыша над головой имеется. А кусок колбасы с красной икрой — у меня есть друг Паха. Вот уж у кого деньги куры не клюют. А за это время осмыслим, подумаем, и примем единственно верное…

— Собираюсь учиться дальше, — и что-то внутри мне тихо сказало «правильно».

— А потом? — не успокаивался Васильев.

— Работать.

— Где?

— В городе, конечно. Здесь работы не предвидится.

— А какая работа может быть в городе у выпускника сельскохозяйственного? — поинтересовался Тимофеев.

— У друга большие связи.

— У тебя друг объявился? Извини, конечно.

— Придет время — еще не так удивлю.


Еще от автора Игорь Валентинович Фёдоров
Чудес никто не отменял

В настоящий сборник вошли восемь разноплановых рассказов, немного вымышленных и почти реальных, предназначенных для приятного времяпрепровождения читателя.


Две истории

— Но… Почему? — она помотала головой, — Я как бы поняла… Но не очень. Кеша наклонился вперед и осторожно взял ее ладони в свои. — Потому что там, на сцене, ты была единственной, кто не притворяется. В отличие от актеров, ты показалась мне открытой и естественной. Наивной, конечно, но настоящей. Как ребенок.


Отсчёт пошел!

Мир обречен на погибель, и было бы хорошо затопить Землю еще в первый раз, полностью, безжалостно и бескомпромиссно. И резвились бы сейчас дельфины в чистой воде. Без людей было бы лучше. Не так интересно, но лучше.


Рекомендуем почитать
На льду

Зима на южнорусских реках и озерах.


Провожаю

Нехитрая повесть о жизни старой Акули… и многих других хуторян, казаков, крестьян — граждан великого Советского Союза.


На воле

В местном рыбном пиршестве главное не еда, не способы готовки, не застолье, главное — сама рыбалка на вольном Дону!


Наш старый дом

Мемуарная повесть о любимом доме в поселке на донском берегу, о семье, его населявшей, о родных и близких.


«Отцовский двор спокинул я…»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Хука

Который день не спеша прощается с хутором, перебираясь на жительство в райцентр, Валя Дадекина: пьет с подружками, поет любимые песни, ожидает, что в городе поживет по-людски.