Волчья ягода - [22]

После получаса препирательств Глеб первым полез ладонями под его майку, присосавшись к шее под челюстью.

— Засос останется! — воскликнул Паша, пихнул его в плечо кулаком, перевернулся на бок и расстегнул молнию на его джинсах.

Лицо у Глеба в такие минуты становилось какое-то иронично-хищное, мол, ну достал ты мой член, и?.. Пашка, давно задумывающийся о вещах более серьезных, в этот раз пошел дальше: сполз ниже, толкнул его на спину и наклонился, размышляя, с какой стороны лучше подобраться. Обучающие ролики в сети многое пояснили, но на практике все виделось сложнее.

Глеб, закинул руки за голову, поднял бровь:

— Ты правда хочешь этого?

— Попробовать, — ответил Пашка, вытерев нос рукой. — Вдруг понравится?

Хорошо, что было темно — иначе бы он, зная, что Глеб на него смотрит, покраснел бы сильнее, чем сейчас. Погладил несмело, приласкал так нежно, как умел, и Глеб, раздув ноздри, сказал с хрипотцой:

— Паш. Это же не котенок. Можно и посильнее.

Паша, закрыв глаза, как перед прыжком в воду, лизнул головку — оказалось не так отталкивающе, как он думал, вкус почти не чувствовался, как и запах, и тогда он обхватил ее губами. Глеб выдохнул сквозь зубы, погладил его щеку большим пальцем, мягко надавил на затылок другой рукой. Чувствуя собственное возбуждение, Паша скользнул языком по стволу до лобка, поцеловал ямочку в паху — ему она показалась трогательной, вернулся к головке, взял глубже. Возбуждал не сам процесс, а отклик Глеба, его испарившаяся куда-то самоуверенность, его сдерживаемые стоны, сбившееся дыхание. Ощущение собственной минутной, такой недолгой, но полной власти над его удовольствием. Конечно, он, может, и не умел толком доставить его, это удовольствие, облизывая Глеба, как карамельку, но тому пока достаточно было и этого. Наверное, заводил сам факт, что это делал именно он, Пашка.

Когда в нёбо неожиданно брызнуло, он отстранился, облизал соленые губы, поморщился с улыбкой:

— Предупреждать же надо!

— Не успел, — Глеб, утянув его за руки на себя, перекатился на бок, прижался к губам и обхватил пальцами ноющий Пашкин член.

Пашка, лежа потом в темноте со спущенными штанами, — так лень было их натягивать — думал, что когда-нибудь они перейдут и к более серьезным вещам.

Все же так делают. И им захочется.

С Глебом будет не страшно.

Субботней ночью волку захотелось размяться, и Глеб, накинув на Пашку еще один плед, выбрался из дома.

Раздеваясь у старого дуба, он проклинал чертову вторую натуру, которой все было нипочем, а вот человеческое тело мерзло, пока не запустился оборот. Волк потом приходил в себя дольше, чем хотелось бы, с трудом отыскивая под снегом лечебные корешки. Попутно зачем-то раскопал желудь, раскусил, выплюнул с чихом — это было закономерно.

Однако в этот раз прогулка пошла не по плану — на окраине леса, там, где начинались дачные участки, он наткнулся на свежие следы. Резко поднял голову и, глаза в глаза, встретился взглядом с мелкой, не до конца ошерстившейся в зиму волчицей, которая тут же прижала уши и оскалилась с рычанием, вздернув верхнюю губу.

Волк заинтересованно подался вперед, но она, вместо того, чтобы дать себя обнюхать в знак знакомства, крутанулась и прыгнула вперед. То, что это был человек в шкуре зверя, он не сомневался, устремившись следом и нагоняя ее с азартом охотника.

Оставалась пара прыжков, рывок — и вцепиться в загривок, повалить, рыкнуть угрожающе, показывая, чья это территория, а следом попытаться дать понять, что опасности от него не исходит, но волчица кинулась в сторону так неожиданно, перед самым его носом, что он по инерции сделал еще несколько шагов и взвыл, угодив лапой в схороненный под снегом капкан. Железо запахло кровью и холодом, и в наступившей тишине вой стал похож на жалобное тявканье.

11

Пашка проснулся от смутного чувства беспокойства. Сосало под ложечкой, тихонько поднывало какое-то незнакомое чувство — будто в темноте зацепился краем одежды, а за что — не разобрать.

Спустившись вниз, он спросил у Васьки, не возвращался ли Глеб с пробежки. Васька глянула на часы:

— Нет еще. Хотя должен был. Странно. Может, к деду уехал с утра. С ним случается.

— И ничего не сказал? — удивился Паша.

— Он временами очень странный.

Это он знал и без нее, но называл иначе — скрытный. Были у Глеба свои заморочки, но туда Паша не лез, пока нужным не считал, не желая уподобляться девчонкам и зная прекрасно, что Глеб, если сам не захочет, ничего не расскажет. Тема про маму, умершую от болезни, к примеру, так и оставалась нетронутой.

Аркадий, затягивая галстук, вошел, хлебнул кофе из чашки, кивнул Паше приветственно и вновь исчез.

Паша, одеваясь, звонил Глебу, но трубку тот так и не взял. Аркадий уехал раньше, на встречу, и в этот раз подбросить до гимназии вызвалась мама.

— Садись вперед, — сказала она, и Паша сел, положив рюкзак на колени.

— Ты хорошо учишься? Нравится школа?

Паша, повернувшись, посмотрел так серьезно, что она нервно улыбнулась.

— Мам, я в гимназию хожу, а не в школу. Различия большие. И да, нравится.

— А поступать куда надумал уже? — спросила мама, и Паша повысил голос, не выдержав: