Волчья ягода - [21]

— Это метод пряника?

— Метод кнута на тебя не подействует. Если тыкать в тебя палкой, подгонять, то ты притворишься мертвым, а не побежишь быстрее.

Пашка, фыркнув, поднажал, и Глеб подумал с гордостью — моя школа.

Волк вклинился, отрубив лишнее — мой. Моё.

Он думал, что после пары ночей взаимной дрочки эмоции схлынут, пойдут на спад, но ошибся, поскольку с каждым днем он, как и Паша, привязывался сильнее. Интуитивно держался рядом, но с излишними нежностями не лез, а когда Пашка на уроке сам нащупал его руку под столом и быстро сжал, Глеба как пыльцой фей окатило — все вдруг засверкало, заискрило, стёкла в розовых очках покрылись вторым слоем розового.

И это было круто, хоть и временами так ванильно, что дед, увидев его в такие моменты, плевался бы.

После гимназии заехали домой, переоделись, потому что охранники в кинотеатрах всегда с подозрением относились к молодым людям в школьной форме, и пообещали вышедшему в прихожую отцу вернуться в десять.

В темноте кинозала Пашка рассказывал шепотом сюжет комикса, по которому был снят фильм, но Глеб не вдавался в смысл слов, рассматривая, как растягиваются в улыбке губы, которые целовал несколько минут назад, после того, как Пашка докурил за остановкой свою сигарету.

— Люди, блин! — возмутился он, но Глеб, накинув на его голову капюшон парки, сказал:

— У тебя куртка унисекс — все такие носят сейчас. И мальчики, и девочки, так что не выёживайся.

В этой пахнущей чужими людьми темноте Глеб вспомнил о недавно обнаруженных следах. Деду говорить не стал, ни к чему того было дергать, когда он сам не был уверен, кого встретил. Среди всех знакомых людей, включая тех, кто учился вместе с ним в гимназии, оборотня он никогда не чуял, поэтому если это действительно был оборотень, то явно чужак. Либо молодой и неопытный одиночка, либо наглый изгнанник, отрекшийся от клана, потому что ни один уважающий себя волк, меняющий личину, не зайдет на чужую территорию. А забрел он не случайно, судя по тому, что следы потом появлялись неоднократно. Волк рвался в засаду — притаиться и проверить, кто зачастил к нему в гости.

Глеб подумал было поговорить с отцом, но что бы тот сказал, не разбираясь в этом? Конечно, ему тоже рассказывалось все то, что и Глебу, но на своей шкуре он ничего не испытывал. Что он мог знать?

— Ух ты, смотри, волк! — раздался сбоку восторженный Пашин шепот, и Глеб увидел в руках у него вытащенную из коробки с попкорном игрушку.

В знаки Глеб тоже не верил, но тут почему-то сказал серьезно:

— Пообещай, что в лес без меня больше не пойдешь.

— Что там ужасного? — отозвался Пашка, пряча пластикового волчка в карман. — Всегда ходил и ничего не видел страшного.

— Пообещай! — Глеб, дождавшись кивка, добавил: — И запиши номер моего деда. Если вдруг ты все равно окажешься там без меня и увидишь что-то или кого-то подозрительного, звони ему. Ни отцу, ни матери своей не звони, сразу ему. Договорились?

Пашка кивнул еще раз, решив, видимо, не углубляться в подробности, и Глеб отвернулся к экрану.

Первый настоящий снег выпал в начале декабря. К этому времени Глеб уже каждую ночь стабильно перебирался к Пашке, и чаще всего они просто засыпали после долгих разговоров, хотя Паша начинал задумываться о вещах более серьезных.

У них ведь сложились отношения — прямо как у настоящих взрослых, с общими интересами, с заметной Глебовой ревностью, которая проявлялась, когда Нинель приближалась ближе, чем на три метра, с уютными вечерами и даже с ссорами, возникающими на почве Пашкиной же упертости и нежелания идти на компромисс с матерью. Ей приспичило вдруг поиграть в дочки-матери тоже по-настоящему, по-взрослому, она принялась лично выглаживать Пашкину форму и рубашки, едва не покалечившись отпаривателем, готовила ему тосты, которые он не ел, спрашивала каждый вечер, как прошел день. Пашка отвечал односложно, через зубы, к малышне не заходил, хотя и интересовался у Васьки, как они там вообще.

— Плакала она вчера вечером, — сказал Глеб, перебирая Пашкины волосы свободной рукой. Вторая была согнута в локте, на ней Пашка и лежал. — Отец же уехал на встречу с партнерами. Она одна. Катька ее к своим собственным детям почти не пускает, после того как она Богдана чуть в ванночке случайно не утопила. Васька от нее нос воротит. С меня спрос небольшой, сам знаешь.

— Не хочу я, — ответил Пашка, наблюдая, как падают в свете фонаря за окном снежинки. — Ну не хочу с ней общаться! Она бабулю бросила. Меня бросила. А этих двух не бросит только потому, что нашла наконец, прости, идиота с кошельком.

— Не уверен. Я же вижу, как они относятся друг к другу — с теплотой. С заботой. Отец ее правда любит.

— А я — нет.

— Люди меняются. Она стала старше, умнее. Может, поняла, что ты да мелкие — единственное, что у нее есть.

— И пусть.

Глеб еще долго доказывал, распалялся, Пашка мотал головой, злился, просил не лезть туда, куда не надо. И уже тогда Глеб начинал злиться, а Пашка упрашивать сбавить градус эмоциональности.

— Ты чурбан какой-то, честно! Как ребенок, уперся в свою обиду и дуешься — кому легче от этого? — возмущался Глеб.

— Я не могу заставить себя полюбить кого-то! — горячился Паша, понимая, что в душе все равно ее любит. — Понимаешь? Это как заставить меня трахнуть Ольгу Петровну, нашу физичку!