Волчья ягода - [19]

9

Без Глеба было пусто. Неспокойно.

Внизу так же шумел пылесос, ревели в два голоса двойняшки, щебетала по телефону мама, бормотала плазма. Только вот в комнате Глеба было тихо. Паша, задумавшись вечером о происходящем, нашел в интернете тест на определение ориентации, уже после всех выполненных домашних заданий, и сел с ноутом на кровать.

«Представляли ли вы, как ласкаете мужчину?» — прочитал он, моргая чаще, чем было необходимо.

Ну… Как-то он эти тесты иначе видел. Не в лоб же вот так. А если представлял, как мужчина ласкает его, а не он мужчину, что отвечать?

«Представляли ли вы сексуальный контакт с реальной женщиной?» — Паша вспомнил грудь Нинель в расстегнутой школьной блузке, но ее тут же вытеснила грудь химички — пышная, упругая, белая, с золотым крестиком, затерявшемся в углублении «между». Нажал зелененькую кнопку. — «Представляли ли вы сексуальный контакт с реальным мужчиной?»

Вспомнился Глеб в общем душе после бассейна, отделенный лишь прозрачной перегородкой. Тело у него было натренированное, жилистое, каждую мышцу хотелось потрогать, погладить, но из чисто эстетического чувства, потому что это было красиво. А так, чтобы прям трахаться…

В финале, промучив его еще десятком однотипных вопросов, тест выдал результат: «ваша сексуальная ориентация на 92,9 % гетеросексуальная, на 32,1 % гомосексуальная, поэтому вы находитесь в гетеросексуальном квадранте».

Что такое этот квадрант и что это значит в принципе, Паша так и не выяснил, но тридцать процентов его обеспокоили. То есть почти на треть он все же гей. Вот уж нежданно-негаданно.

Комната Глеба никогда не запиралась, и Паша, промаявшись без сна до двух ночи, решился на постыдное — вошел в нее, помялся на пороге, затем сел на кровать и погладил плотное одеяло раскрытой ладонью. Обнял подушку, подтянул колени и уткнулся в нее лицом. И стало так спокойно, будто всегда так и было, потому что пахла она кондиционером для белья, но казалось, что не только им. Хотелось так думать.

Пашка не мог дать определения своим чувствам, единственное, что получилось выделить — щемящее ощущение пустоты.

На следующий день, вечером, он вышел пройтись, сделал небольшой круг по лесу, вернулся к дубу. Сигарета облегчения не принесла, наоборот, стало еще горше, еще тоскливее. Хоть вой. Поэтому он сначала подумал, что шаги ему почудились, и, когда к дереву действительно подошел Глеб, уставился на него, как на сказочного зверя.

— Не говори, что не рад.

«Рад», — хотелось сказать. — «Ты не представляешь, насколько».

Но Глеб, не давший ему на это времени, так крепко прижался к его губам своими, что мысли рассыпались серебристыми конфетти. Пашка, задохнувшись, вцепился в меховой воротник на куртке Глеба, развернулся всем корпусом и едва не сполз ниже, на землю. Глеб успел его подхватить, усмехнуться:

— Открой рот, придурок. И дышать не забывай.

Пашка разомкнул губы и понял, почему ему напомнили про «дышать» — эмоции захватили, окунули в прорубь, вышвырнули на раскаленный воздух. Глеб сначала осторожничал: целовал коротко, одними губами, влажно, а потом, когда Паша осмелился забраться рукой под воротник и погладить его шею, издал низкий, почти рычащий, звук, и добавил язык. Паша, не соображая уже ничего, очутился на его коленях, замычав протестующе, когда Глеб укусил его за нижнюю губу.

— Извини, извини, — сказал тот, оторвавшись, обнимая его за пояс и устраивая подбородок на плече. — Увлекся немного…

Паша, восстанавливая сбитое дыхание, лег щекой на истерзанный своими же пальцами мех.

— И как теперь?.. — вздохнул. — Нам?..

— Я думал над этим, — произнес Глеб, успокаивающе, даже убаюкивающе, поглаживая его поясницу под курткой. — Я ведь тебе нравлюсь? Ты мне тоже. Считай, что это судьба.

— Может, гормоны? — нервно хмыкнул Паша.

— Именно с тобой? Вряд ли. Ты не в моем вкусе, я люблю сисястых брюнеток.

Когда пришли домой, Пашка был отправлен в свою комнату, а Глеб, нашарив в холодильнике колу, выглушил разом бутылку.

— Меня не беспокоить, — предупредил он Василису.

— Совсем? — спросила та, как показалось, разочарованно.

— Совсем.

Отец с Дарьей сидели перед телеком с бутылкой полусухого — богема на заслуженном отдыхе. Только вот отец и в мешке из-под картошки будет выглядеть аристократом, а Дарья к статусу еще, заметно было, не привыкла. Халат на ней надет был дорогой, шелковый, домашние туфли на низком каблучке, а волосы, не вымытые от лака, собраны в пучок, и бокал она держит преувеличенно пафосно. Глебу ее, благодаря неизвестному душевному порыву, стало на минуту жаль — как бы она ни рвалась в эту «богему», старые привычки будут выдавать всегда.

— Меня не беспокоить, — сказал Глеб, проходя мимо. — Многое пропустил за неделю, нужно наверстывать.

— Даже к ужину не выйдешь? — поинтересовалась Дарья.

— Я у деда ужинал.

Еще несколько минут понадобилось на то, чтобы подняться по лестнице, зайти в Пашкину комнату, запереть дверь и накрутить музыку на ноуте. Не дать опомниться Пашке, натягивающему чистые носки, с ходу плюхнуться на кровать и утянуть его в новый поцелуй.

— Какой-то бред! — вырвавшись, воскликнул Пашка, глянул на него блестящими потемневшими глазами и прижался снова.