Волчья ягода - [20]

Вены выжгло изнутри чистым восторгом.

И без того шебутной, несдержанный зверь внутри готов был брякнуться на спину и подставить брюхо, юлить собачонкой и творить прочую малоумную ерунду. От формулировки «облизать везде», мелькающей в мыслях чаще всего, Глеба уже трясло. Или от возбуждения трясло — кто ж разберет в такой мешанине чувств.

О своем маленьком мохнатом секрете Глеб пока решил умалчивать, это могло отразиться на их такой хрупкой и ненадежной сейчас связи не лучшим образом. Сам бы Глеб, скажи ему кто, что по лесу ночью бегает существо не от мира сего, герой сказок и преданий, покрутил бы пальцем у виска и посоветовал пить поменьше. Потом, когда будет можно, он скажет обязательно. А пока…

— Ты сдурел? — спросил Паша, когда он навалился сверху.

— Да, — сказал Глеб, оперся на локоть, нащупал второй рукой резинку его штанов, стащил ниже.

Пашка, уставившись на него огромными испуганными глазищами, тихо охнул, когда его пальцы зарылись в светлые упругие волоски, взвесили в руке небольшие яички, а потом скользнули по стволу. Глеб, поймав себя на мысли зарыться туда же и носом, поразился своей готовности ко всему, но думать об этом было некогда, ведь Пашка смотрел уже так умоляюще, что он забылся, рассматривая эти переливы серого. Движения были нехитрые, себе он дрочил так же, однако тут удовольствие было иного рода, темное какое-то, завораживающее, из-за того, как распалялось рядом чужое тело.

Пашка, забывшись, слепо шарил по его спине ладонями, не задерживаясь ни на миг нигде, дрожал, кажется, сдерживаясь, затем толкнулся сам в кулак, и Глеб почувствовал как стекают по запястью горячие вязкие капли. Еще несколько секунд Паша молча смотрел на него, прежде чем отвернуться и закрыть лицо руками.

— Я что-то не так сделал? — забеспокоился Глеб, понимая абсурдность своего вопроса. — Я думал, ты этого хотел.

— Хотел, — пробубнил Пашка.

— А чего тогда?..

— Стыдно.

Глеб, улыбнувшись, лег рядом, натянул спущенные Пашкины штаны, обнял, коснулся холодным кончиком носа его шеи:

— Ну хорошо же было? Чего стыдно-то?

Пашка, видимо инстинктивно, поерзал, чтоб лечь ближе, уперся задницей в неспавший Глебов стояк. Полежал так, шумно сопя, потом повернулся и сказал:

— Это точно не прикол такой? А потом ты меня будешь шантажировать, или издеваться, или…

— Просто заткнись, — отозвался Глеб, сосредоточившись на его и так зацелованных губах.

Поймал взлетевшую к лицу руку, сунул вместе со своей под резинку шорт, и пары прикосновений Пашкиных пальцев к обнаженной головке оказалось достаточно, чтобы он ухитрился заляпать и простынь вместе с бельем.

— Пиздато, — сказал он и ухмыльнулся. — Веришь теперь?

Пашка смотрел, как вытащенная из дупла сова, не понимая, похоже, что произошло. Глеб, вытерев его ладонь подолом майки, чмокнул в серединку, сжал в своей и закрыл глаза. Слишком большое личное откровение он только что перенес, и сбоивший разум, наспех дотыкивающий найденные куски пазла, не выдерживал.

А Паша, выключив ноут, щелкнул и ночником, оставшись в темноте. Осторожно заполз обратно к стенке, лег в прежнее положение, провел кончиками пальцев по линии подбородка уснувшего Глеба, спинке носа, сомкнутому веку, изучая черты наощупь.

Пальцы покалывало.

Нырнул под майку Глеба ладонями, устроил их на его груди и заснул, успокоившись окончательно.

У Глеба не было опыта в совместном пробуждении, Васька всегда уходила раньше, чем наступит утро. Но вряд ли с ней было бы так смешно, как оказалось с Пашкой, который спал, обслюнявив угол подушки. Глеб, опершись на локоть, долго рассматривал в подробностях его лицо, говоря себе, что вот это вот он и будет видеть всю оставшуюся жизнь, если повезет, почти каждое утро: маленький нос с ямочкой, девчоночьи ресницы, россыпь родинок на шее.

Прислушивался к себе — а хочет ли? Потом отвечал — хочет. Вот это вот растрепанное.

Проснулся он раньше обычного, поэтому решил размяться с утра, оставив Пашку досыпать. Хотелось, конечно, остаться, но тогда не выспались бы они оба да и Васька, поливающая иногда цветы на этаже, могла заметить.

Ночью выпал снег, совсем робкий, едва покрывший землю, тающий сразу там, где касалась его нога. Тело ныло, требовало выхода энергии, которой сегодня чувствовалось еще больше, чем всегда, и Глеб побежал по дальнему маршруту, огибая овраги с отсыревшим валежником. Где-то в середине пути внутри встрепенулось незнакомое чувство узнавания — будто кто-то родной крови прошел совсем рядом. Оглянувшись, он вернулся назад, присмотрелся к снегу по бокам тропы и заметил нечеткие отпечатки лап, которые могли принадлежать либо некрупному молодому волку, либо волчице. Настоящих волков тут не водилось, а других оборотней, кроме себя и деда, Глеб не знал. Ночная гостья прошла здесь пару часов назад, поэтому ни частички запаха не осталось. Изучая следы Глеб радости не испытывал — гостей он не ждал.

10

Пашка бежал последним. Глеб, притормозив, дождался его за углом гимназии, вокруг которой они наматывали второй круг.

— Давай, давай, даже Олежка нас обогнал, — сказал он. — Ты что, хуже Олежки?

— Нет, — прохрипел Пашка.

— Ну так поднажми! В кино сходим с тобой, если его обгоним!