Водка + мартини - [88]

Ну вот, Хилари и последовала ее совету. Она стала человеком, не то что некоторые. Она уже больше не сидела, как последняя дура, каждый вечер у телефона и не ждала, когда «ее господин» (то есть я) позвонит. Она стала «выходить в свет, бывать в обществе и все такое». С Джулией (и еще кое с кем) она стала посещать клуб. Несколько раз не ночевала дома. Что? Кто этот парень, который оказался у нее в квартире в воскресенье утром? Который спрашивал, где у нее кофе? Так это же Вик. Водопроводчик. Который наконец-то заявился, чтобы проверить работу ее бойлера. Да, в девять утра в воскресенье, а что тут такого? И если мне все это кажется шитым белыми нитками, то она тут ни при чем, потому что именно так все и было. И вообще это я первый начал — подумать только, ведь это же смешно, стал таскаться за какой-то Ясмин. И не надо, не трудись отрицать, как же, «у тебя все на лице было написано, когда я поинтересовалась тогда (в постели, помнишь?), кто такая Ясмин». Разумеется, когда я не ответил ни на одно ее послание, она рассердилась, потому что очень расстроилась. Но в конце концов она подумала, какой, мол, ты, Майкл, козел, ведь жизнь и так коротка. Да, конечно, есть один человек, которому она небезразлична, — хотя она и не утверждает, что это чувство взаимное, — и, да, у него односложное имя, и у него есть также другие интересы, может быть, он и спортсмен (серфинг, дельтапланеризм, фотография). Ах да, а теперь я могу налить ей еще красного вина.

Я послушно исполняю ее просьбу, хотя у меня есть маленькое подозрение, что настоящему человеку, который не то что некоторые, обычно не надо ни о чем просить.

Закончив речь, Хилари раскраснелась, кажется, вот-вот рассердится. Она уже выкурила свою сигарету и почти сразу же прикуривает вторую. Я думаю, в этом состоянии она наиболее привлекательна, хотя было бы большой ошибкой говорить ей об этом сейчас. Немолодой официант подкатывает к нашему столику тележку, нагруженную пирожными и пудингами.

— Черт побери, какая миленькая сладенькая тележка, — обращаюсь я к Хилари, пытаясь ободрить ее. — В наши дни такое не часто встретишь.

— Что-нибудь на десерт, синьор, синьорина? Творожный пудинг? Профитроли? У нас есть сегодня прелестное тирамису. Легкое и освежающее. Прямо так и просится в рот.

— Может, в рот, а может, наоборот, — отшучиваюсь я.

Хилари вежливо улыбается. Не оценила мое остроумие.

— Ну так что ты собираешься делать, Майкл?

— По жизни? Ну-у… заниматься благотворительностью. Чаще ходить в картинные галереи. Съедать по три порции в неделю какой-нибудь рыбы в масле. Отдать в ремонт вот эти ботинки. Ах да, дочитать наконец «Преступление и наказание». И спать с Николь. А может, с Луизой.

— А как насчет нас? — «Нас-с-с-с». Терпеть не могу, когда она так шипит.

Я глубоко вздыхаю.

— Мне кажется, нам надо… Мне кажется, мне надо немного больше свободы. И время, чтобы обдумать все как следует. Как ты верно подметила, скорее всего, это я во всем виноват. Похоже, что-то между нами и вправду… все пошло наперекосяк.

Хилари лезет в сумочку, долго роется в поисках зеркальца и помады. Она вот-вот заплачет.

— Послушай, Хилари, звучит дико, но меня пригласили на вечеринку в честь десятилетия «Бельведера». Собираются устроить там у себя дым коромыслом. Коктейли, шампанское рекой, обед, танцы, в общем, все как надо.

Она вытягивает губы, как делают все женщины, когда мажут их помадой, но сегодня у нее это получается странно, больше похоже на гримасу. Огромная слезища капает из уголка ее глаза и шлепается на скатерть.

— Мне бы очень хотелось, чтобы ты со мной тоже пошла.

Хилари звонко щелкает косметичкой. Громко шмыгает носом.

— Очень жаль. Скорее всего, я буду занята.

Она швыряет косметичку в сумочку, нервно кладет на стол двадцатифунтовую бумажку и, не глядя на меня, выходит из ресторана.

Я так поражен, что заказываю граппу. Но это на нее так похоже. Нет, бодать тебя в хвост и в гриву, Майкл. Она сказала «очень жаль».

3

Итак, вот предполагаемый состав участников «Разминки перед смертью».

Во-первых, какой-то довольно гнусный ученый, который твердо убежден, что никакой жизни после смерти не существует, и которого откровенно не волнует то, что происходит перед смертью. В широком смысле он согласен со Стивеном Хокингом, что человеческая раса есть «всего лишь химические отходы на средних размеров планете, которая вращается вокруг ничем не выдающейся звезды где-то на задворках одной из сотен миллионов галактик. Мы столь ничтожны, что я никак не могу поверить в то, что вся остальная вселенная существует нам на благо». Он, разумеется, прав, но, по-моему, он большой мерзавец.

Следующий: мы ангажировали очень милого старенького епископа, претенциозного и манерного, как опереточный актер, готового в лепешку расшибиться, но доказать, что загробная жизнь, с ее раскрашенными диснейлендовскими небесами, на которых восседает Бог-отец вкупе с Иисусом Христом и Духом Святым, с ее Вратами в рай, святым Петром, сонмами ангелов и архангелов… в общем, такая вот загробная жизнь существует на самом деле. (Чушь собачья, но романтично.)

Потом идет врач-хирург, выдающийся член Королевского колледжа, своими глазами видевший больше мертвецов, чем звезд на небе. В разговоре со мной он вполне серьезно утверждал, что убежден в существовании такой штуковины, как душа, которая со смертью покидает тело и отправляется… куда — никому не известно. (Меня мучил соблазн сказать, что мне известно — в Лапландию, куда же еще.)