Водителям горных троллейбусов - [22]

Шрифт
Интервал

Я так и стояла в обнимку с ватным халатом, остро пахнущим чужой страной, пока он, тряся бородкой, лез на дерево и отпиливал сук, а заодно еще много других, в результате чего локальная энергетическая катастрофа не разразилась.

И сдается мне, что «» в нашей реальности вовсе не азиаты, а отдельные вполне единокровного вида соседи, которые продолжают диверсионными методами отключать уличный фонарь, чтобы свет не попадал на их парник с огурцами (огурцы «рано ложатся спать», поэтому фонарь им вреден). А то, что Анечке неуютно ночью выходить в кромешную мглу, наполненную тенями таджиков, — их мало волнует.

С папой становится все труднее общаться. Он здесь — но как бы и не здесь. Соседи, бывшие сослуживцы, навестили его из вежливости, но повторять визит не стремятся. Мне кажется, у него окукливание на грани перехода к ангельским крыльям. Но по ночам он иногда разговаривает с Алтынай — про детство, про войну, про службу в Средней Азии. Или просит сказку. Дачка фанерная, все слышно. Иногда она ему просто детские книжки читает — из стопочки, которую мой внук здесь оставил. Что угодно готов слушать, хоть про семерых козлят. Со мной говорить не желает — начинает яриться и обвинять. В чем? А непонятно. Это я виновата в старости и болезнях, это я змея и кровопийца. Или снова бред про горные троллейбусы. А мне бы с ним посидеть, поговорить, за руку подержать. Понятно же, что человек на краю — хочется смягчить любовью и лаской. Но я и этого не могу! И только Аня врачует мое отчаяние — говорит, что нет моей вины, что это стандартный случай, она-то уж навидалась —  от таких больных всегда сильнее достается. Когда человек в , он всегда жесток именно к тем, кто рядом. А  удается держать дистанцию — видимо, какой-то предохранитель в мозгу еще функционирует. Анечка утешает тихо и ласково, будто обкладывая меня ватой, будто перевязку делая — интуитивный психотерапевт, анальгезирующий компресс.

Сейчас у нас все хрупко уравновесилось. Она бережна с ним. Он ей доверяет. Остановись, мгновение, — но уже осень на носу, а домик не утепленный. И совсем уж на меня холодом подуло, когда Алтынай запросилась в Бишкек на пару месяцев. К детям — ну что я, не понимаю, что ли… Но как-то тоскливо и страшновато. Год она со мной — как бы я этот год пережила без доброго ангела? Но лето еще длится, и пока она здесь — стараюсь выспаться впрок. Засыпаю под папино монотонно-бесконечное бормотание, будто пластинку заело:

— Откуда берет деньги рука ? Откуда берет деньги рука ? Откуда берет деньги рука ?

Золото и серебро

Моет посуду и рассказывает, как выкуривать с помощью не то муллы, не то шамана.

Верить? Не верить? Скорее, нет. Но…

Ох, осталось только посыпать голову пеплом — видимо, мне теперь только приземленная реальность по зубам, а не  не проявленное измерение.

— Поставили у нас памятник в Бишкеке, — говорит она, нежно меняя повязки. — Раньше был Ленин с рукой, все понятно, как в школе учили. А тут сделали статую — женщина с распущенным волосам, в открытый платье. Странный такойуда летит, зачем — никто не понимает. В руке что-то — а что? Ну, поставили бы мать с ребенком, в национальный костюм. А так — никто не понимает. Народ возмущается. В Оше люди вообще обиделись, не дали Ленина снимать. Так и стоит…

Трудится, как пчелка, на лету делая кучу работы, о которой я и не просила. Старается — видимо, и правда жалеет. Миксбордеры в образцовом порядке, засохший можжевельник спилен, на его месте новый цветник. Вот только с помидорами ей не удалось — непривычный климат.

— Анечка, милая, спасибо, но разве я вас еще и в садовники нанимала?

— А что, пока дедушка спит, я буду сидеть как бездельник?

Ну как не верить в ее добрые намерения? Некоторые вещи чувствуешь, что называется, животом. Дышишь рядом с человеком и ловишь волну, как он к тебе относится. Сейчас мы вместе сажаем розы. У нее прелестные руки — маленькие, нежные, почти детские. И ступни такие же. Пальчики тонкие. И аккуратный маникюр — к моему приезду, что ли, делает?

— Лариса Петровна, отдайте лопату, я сам яму выкопаю — у меня сил больше… Раз, раз — и все вас такой сад — прямо рай, вот бы сюда мою маму. А можно ее к вам в гости на следующее лето?

— Аня, да ради бога! Давайте и маму. И сами.

— Вы с ней подружитесь. Может, она с вами плакать не будет. Хотите, я скажу, что у вас в характере главный?

— А что?

— Вы боитесь кого-нибудь огорчить. Вы очень деликатный. А я грубый.

— Аня, ну какая же вы грубая! Вы наш добрый ангел!

Посуровела.

— Вы не знаете, у меня есть один плохой качество. Я жадный. Я деньги очень люблю. И золото. Вы думаете, почему золото ношу, а не серебро?

Золото — грубый, горячий, он для грубых людей. А серебро — нежный, таким как вы. Вот поеду домой, вам киргизское серебро привезу. Я уже понял, какой форма  нужен — геометрический, строгий.

Любишь золото — и люби. Твое дело, не мое. Ты же Алтынай — золотая. Золотая девочка.

— А хорошо бы стать миллионером. Знаете, такой случай у нас. Один человек, горький 


Еще от автора Ирина Васильевна Василькова
Стихотворения

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Как сквозь кустарник

Ирина Василькова — поэт, прозаик, эссеист. Автор четырех поэтических и двух прозаических книг. Преподает литературу в московской Пироговской школе.


Миф как миф

Критическая статья на книгу Ирины Ермаковой «Седьмая: Книга стихов».


Умные девочки

Ирина Васильевна Василькова — поэт, прозаик, учитель литературы. Окончила геологический факультет МГУ, Литературный институт имени Горького и Университет Российской академии образования. В 1971–1990 годах. работала на кафедре геохимии МГУ, с 1990 года работает учителем литературы в школе и руководит детской литературной студией. Публикуется в журналах «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Дружба народов».


Стожок для несуществующей козы

Василькова Ирина Васильевна — поэт, прозаик, эссеист. Родилась в Подмосковье, окончила геологический ф-т МГУ, Литературный институт им. А.М.Горького и ф-т психологии Университета Российской академии образования. Живет в Москве, преподает в школе, руководит детской литературной студией «19 октября». Автор четырех поэтических книг. Финалист премии им. Юрия Казакова за 2008 год. Публиковалась в журналах «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Литературная учеба», «Мир Паустовского» и др. Стихи и проза переведены на болгарский, сербский, немецкий.


«Грозового облака внутри»

Критическая статья на книгу Ирины Евсы «Юго-Восток».


Рекомендуем почитать
Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Шаги по осени считая…

Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.